в них почти не верил.

Р. Декарт часто слышал от своего брата упрек:

— Недостойно брату парламентского советника унижаться до того, чтобы быть математиком.

Единственный университетский диспут, высочайше разрешенный Фридрихом — Вильгельмом I, проходил под девизом, сформулированным самим императором: «Все ученые — болтуны и балбесы». А о Лейбнице император отозвался так:

— Этот парень был непригоден даже для того, чтобы стоять в карауле.

На вопрос Наполеона, адресованный Лапласу:

— Почему в «Небесной механике» не упомянуто имя Всевышнего?

Последовал ответ:

— У меня не было надобности в этой гипотезе.

Правитель Ассоса Гермий вознамерился стать философом. Аристотель по этому поводу изрек:

— Правитель вовсе не должен сам быть философом, чтобы не подменять благие дела красивыми речами.

До Цицерона дошел слух о смерти Ваниция, слывшего самым неблагополучным римлянином. Встретив после этого известия слугу Ваниция, Цицерон поинтересовался:

— Все ли у вас дома благополучно?

Услышав утвердительный ответ, Цицерон заключил:

— Значит, Ваниций на самом деле умер.

Император Август велел провинившемуся воину покинуть войско, отправившееся в поход, и вернуться в Рим.

— Чем же я объясню свое возвращение? — опешил провинившийся.

— Скажи, что ты остался мной недоволен, — предложил император.

Аристипп, узнав, что его содержанка ему неверна, рассудил:

— Я же ей даю деньги не за то, чтобы она была неблагосклонна к другим, а за то, чтобы она была благосклонна ко мне.

Знаменитому живописцу Эллады Апеллесу молодой человек, показавший свою пробу кисти, не без кичливости заявил, что написал эту картину за очень короткое время.

— Это видно. Удивительно только то, что за это время ты успел написать только одну такую картину, — сказал Апеллес.

Поэт Филоксен, выслушав бездарные стихотворные опыты Сиракузского тирана Дионисия, в своей оценке больно ранил авторское самолюбие, за что был сослан на каторжные работы. Через некоторое время Дионисий велел привести Филоксена и снова прочел ему те же стихи. Выслушав, Филоксен развернулся и, не проронив ни слова, отправился прочь.

— Куда ты? — поинтересовался Дионисий.

— Возвращаюсь в каменоломню, — ответил Филоксен.

Людовик XI любил отобедать у купца по имени Жан. После того, как король после настоятельных просьб последнего возвел его в дворянское звание, августейшие визиты прекратились. Новоиспеченный дворянин поинтересовался у короля о причинах перемен.

— Вы были для меня первым человеком в прежнем звании, в нынешнем же звании вы — последний, — последовал ответ.

Кастильскому королю Альфонсу подали два списка прислуги, в одном из которых значились те, без кого король обойтись не мог, а в другом — те, без кого он мог обойтись.

— Одни мне нужны, а другим я нужен. Поэтому пусть остаются, — решил король.

Преследуемый Данте покинул родину и перебрался в Верону, где он был обделен вниманием правителя — принца Альбино д` Эскале, оказывавшего более благоволения придворному шуту.

— Это происходит потому, что всякий больше любит себе подобного, — рассудил Данте.

Играя с мячом, Франциск I воспользовался помощью оказавшегося поблизости монаха. А после того, как тот нанес по мячу блестящий удар, король воскликнул:

— Вот это по-монашески!

— По-настоятельски — уточнил не растерявшийся монах, возведенный в скором времени в сан настоятеля.

Сановный автор принес Малербу на отзыв стихи, прочтя которые тот воскликнул:

— Можно подумать, что вам предложили на выбор: либо написать стихи, либо идти на виселицу!

Эразма Роттердамского укоряли за то, что в пост он ест скоромное.

— Что же делать, если сам я добрый католик, а вот желудок мой решительно лютеранин, — оправдывался писатель.

Узнав о недовольстве простонародья, вызванном установленным налогом на пшеницу, впрочем, весьма незначительным, Папа Пий IV возмутился:

— Почему же эти недовольные не сетуют на моего предшественника Павла IV, который ввел новый праздник и, тем самым, лишил их целого дневного заработка.

Про судью Лекуанье кардинал Мазарини говорил:

— Этому рачительному судье всякий раз досадно, когда он не может утвердить обвинительный приговор сразу обеим сторонам.

По поводу неуступчивости и нежелания, которые сопровождали каждую оказываемую кардиналом Мазарини милость, французы говорили:

— По крайней мере, он освобождает нас от признательности.

Выслушав стоя на коленях «Miserere», Людовик XIV поинтересовался у графа Граммона о впечатлении, какое произвела на него музыка Молли. Граф, который не мог не последовать во время исполнения произведения августейшему примеру, заметил:

— Эта музыка прекрасна для ушей, но для коленей жестковата.

Людовика XV на охоте сопровождал походный буфет с 40 бутылками вина. Король был равнодушен к вину, но однажды в разгар пирушки по завершении удачной охоты, король пожелал отведать вина, но … оно было выпито шумной компанией придворных. Король повелел впредь брать с собой на охоту 41 бутылку вина.

Граф Н.П. Румянцев, восхищавшийся творчеством Вольтера, загостился в замке Ферне у своего любимого автора. Вольтер по этому поводу заметил:

— Этот господин — сущий Дон-Кихот. Только тот принимал гостиницы за замки, а этот принимает замки за гостиницы.

Милостивый государь! — обратился к Талейрану один из его кредиторов. — Я хотел бы знать, когда же, наконец, вы со мною расплатитесь?

— Экий же вы любопытный! — услышал в ответ кредитор.

Регент поинтересовался у Фонтеля, как избежать ошибок при оценке поэтических произведений.

— Говорите обо всех, что они плохи, и вы рискуете впасть в ошибку в одном — двух случаях из ста, — последовал совет.

Фридрих Великий поклялся перед боем под Росбахом генералу Ицилиусу:

— Если я проиграю битву, то уеду в Венецию и стану лекарем.

— Значит, все же не оставите своего занятия — отправлять людей на тот