музыке, и выглядит, как ожившая фантазия. Самая мучительная и самая яркая.

У меня вдруг возникает сумасшедшее желание подойти к ней поближе, поговорить, втянуть носом ее волшебный цветочный запах. С одной стороны, это глупо и безрассудно. Но с другой… Я ведь видел… Нет, даже не видел, а чувствовал в ней живой отклик. Когда мы столкнулись в коридоре и на мгновенье соприкоснулись взглядами, меня прям захлестнуло.

И наконец я решаюсь. Подхожу к Рите со спины, мягко касаюсь ее плеча и наслаждаюсь легкой дрожью, пробежавшей по ее телу. Девушка оборачивается и опаляет меня синевой глаз, приправленной немым вопросом во взгляде.

– Потанцуем? – протягиваю ей раскрытую ладонь и застываю.

А вдруг откажет? Вдруг рассмеется прямо в лицо?

Но она соглашается. Легкий кивок головы, воздушное прикосновение ее пальцев, томительные секунды пути до центра зала – и вот мы с Ритой танцуем, покачиваясь на волнах упоительной мелодии Медляка:

Давай последний раз, как в последний раз,

Давай не как всегда, давай сейчас,

И пусть никто нам не мешает, родная,

Мы молча вспомним то, что намечтали когда-то,

И пусть кому-то сбудется, танцуй

Со слезами на глазах, я буду вспоминать твой запах

И буду знать, что ты самая-самая…

Ты самая-самая-самая-самая-самая…

Внешний мир исчезает, люди вокруг перестают существовать. Передо мной только она. Рита. Моя и не моя. По-прежнему родная и по-прежнему желанная.

Я посильнее стискиваю ее ладонь, и вдруг взгляд цепляется за татуировки на наших руках, которые образуют целое сердце: одна половинка ее, другая – моя. И вроде бы ничего такого, но от увиденного в моей душе разрывается настоящая бомба. Я ведь люблю ее. До сих пор люблю. И, чего уж лукавить, никогда не перестану любить.

Она поднимает на меня глаза и, кажется, читает мои мысли. А меня вдруг накрывает ощущение того, что сегодня что-то произойдет. Может, это взгляд Ритин, такой глубокий и небезразличный, а, может, смятение ее, красноречиво гуляющее на щеках, вселяет в меня надежду… А может, я просто сам этого до одури хочу… Но предчувствие чего-то прекрасного не только не покидает, но и нарастает в груди. Делается больше, мощнее, шире. Заставляет кровь бурлить и натягивает нервы в струну.

Глава 6

Рита

В голове шумит, и я чувствую себя так, будто у меня внезапно подскочила температура. Становится нестерпимо жарко, даже душно, словно в парилке. Даже окно приоткрыть хочется.

Но я прекрасно понимаю, что дело не в отсутствии свежего воздуха, а в Денисе. В том, как он нанизывает мои всколыхнувшиеся чувства на ниточку своего взгляда, как оставляет на коже невидимые ожоги, как встряхивает душу своим дурманящим запахом шалфея и корицы.

И от этого его неприкрытого, неприлично острого обаяния меня колотит изнутри как от озноба. В ушах громыхает сердцебиение, а ноги кажутся ватными и непослушными…

Сейчас, в эту самую секунду между нами что-то происходит. Что-то неявное, но вполне ощутимое. И мне вдруг становится страшно. А что, если я все-таки сорвусь в эту пропасть? Вдруг не устою? И зачем я только согласилась с ним танцевать? Ведь понимала же, что по лезвию иду, что с дьяволом шутки плохи…

– Знаешь, иногда я вспоминаю прошлое, – вдруг тихо начинает Денис. – Детство, юность, институтские годы… Кажется, что все это было лишь вчера. Вроде только научился плавать, только сдал ЕГЭ, только получил права… И тут оп – тебе уже двадцать три, и ты на выпускном. Время течет неумолимо быстро, не находишь?

Его слова окунают меня в мое прошлое, и я закусываю щеку с внутренней стороны. Воспоминаний у меня, конечно же, много, вот только, как ни крути, самые красочные связаны с ним. По-прежнему с ним, хотя с нашего последнего разговора минуло два с лишним года.

Ни Макар, ни другие парни, с которыми я общалась, не смогли пробудить во мне даже тысячную долю тех эмоций, которые рвались наружу при одном только взгляде на Дениса. Признаваться в этом, разумеется, не хотелось, но обманываться себя глупо. Рейман все еще имеет надо мной власть, как бы грустно это ни звучало.

– Да, время скоротечно, – вздыхаю я, пытаясь выпутаться из собственных мыслей.

– А еще говорят, что оно лечит. Как думаешь, это правда?

Его лазурно-голубые глаза впиваются в мое лицо, и до меня доходит, что в этом вопросе заключен гораздо более глубокий смысл, чем может показаться.

– Нет, неправда, – отвечаю я. – Время просто притупляет боль, и потихоньку ты начинаешь к ней привыкать.

От моей фразы его взгляд делается таким нестерпимо острым, что, не выдержав, я отворачиваюсь. Нет, все-таки танцевать с ним – невыносимая мука, будто на углях топчешься, будто по разбитому стеклу ходишь.

– Я плавал где-то на дне. На дне холодной, черной пучины, – вдруг произносит он шепотом, наклоняясь к моему уху. – Там не было света, не было любви, не было ничего хорошего. Я смотрел в пустоту, безуспешно боролся с течением времени и таял… Таял, растрачивая себя понапрасну. Я замерзал во льдах ложных убеждений, терял себя на дне бутылки и тщетно молил у бога помощи. А потом появилась ты и отогрела меня своим теплом. Теплом своей кожи, теплом своего сердца, теплом своего тела… Теплом любимой женщины. И я ожил. Я воскрес. Я возродился… Лишь благодаря тебя, Рит, я дышу. Благодаря тебе улыбаюсь и благодаря тебе верю, что любовь и счастье существуют. Что они не вымысел. Не чья-то злая шутка.

Эта короткая исповедь раскаленным железом отпечатывает на моем сердце каждое сказанное Денисом слово. Мне и больно, и радостно, и томительно – все сразу. И эти эмоции, губительные, но в то же время прекрасные, берут и обрушиваются на меня, словно цунами. Удивительно, что с ног не сбивают.

Песня заканчивается, и я, так ничего и не ответив, мягко отстраняюсь от Дениса, чувствуя, как внутри все полыхает и дымится. Иду обратно к своему месту, пытаясь унять чересчур сильную внутреннюю дрожь.

Надо ехать домой, надо покинуть этот вечер, пускай он и в самом разгаре. Это какое-то наваждение, морок какой-то. Если сейчас не уйду, точно произойдет что-то непоправимое.

– Это че такое было? – хмуро интересуется Белкина, очевидно, имея в виду наш с Денисом танец.

– Не спрашивай, – качаю головой я, доставая из сумочки телефон.

– Ритон, прости, конечно, но если ты до сих пор что-то чувствуешь к этому смазливому гаду, то ты просто дура.

– Знаю, что дура! – вспыхиваю я, потому что слова подруги очень