Тиль сунул руки в карманы и присоединился к толпе. Поток вынес его на крытую вокзальную площадь, окруженную мраморными пандусами и застекленными эскалаторами. Площадка такси работала в режиме конвейера: люди быстро проходили между турникетами и распределялись по машинам, как гидропонная клубника по пластиковым лукошкам. С той же скоростью двигалась и вереница ярко-желтых автомобилей – непрерывно пополнялась сзади и исчезала за никелированной аркой. В углу, на открытом участке, стояла очередь к вертолетам, но Тиль туда не пошел.

– Вы двести вторым рейсом приехали, – утвердительно произнес таксист.

Ничего опасного в этой догадке, кажется, не было, но Тилю она не понравилась.

– Что, на самом деле без колес? – спросил водитель. – Я про поезд. Вот так прямо и висит в воздухе?

– Прямо так и висит, – буркнул Тиль, усаживаясь. – Улица Малая Полянка.

– Значит, не приехали, получается, а прилетели, – проговорил он, выворачивая руль. – Надо будет посмотреть. Все никак не успеваю…

– До Полянки далеко?

– Минут десять, не больше.

Тиль посмотрел на выключенный навигатор. Квадратный монитор на приборной панели был покрыт черной городской пылью.

– Бесполезно, – отозвался водитель. – «Юни» глушит «Глобал», а «Глобал»…

– Глушит «Юни»?

– Конкуренция… Спасибо, пока хоть за терминалы не взялись. А то будешь ходить по улице с кабелем и думать, куда бы свой штекер воткнуть. Кстати!..

– Малая Полянка, – оборвал Тиль, догадавшись, какие ассоциации связаны у таксиста со втыканием штекера. – Долго еще?

– Да не! Минут пятнадцать, не больше.

В половине первого Москва продолжала просыпаться – поэтапно, как многоголовый змей. Работяги уже готовились отобедать консервированным супом, мелкие служащие заглатывали на ланч булочки из трансгенной пшеницы и теплый эрзацкофе, служащие покрупней примеривались к ростбифам, таким же бескалорийным, как и булочки, а некоторые еще только продирали глаза и нашаривали банки с недопитым коктейлем.

Тиль зевнул и покосился на обогнавший их угловатый «Хаммер». Пижон за рулем, судя по туманному взгляду, воспринимал «сегодня» как затянувшееся «вчера». Он закинул в рот большую таблетку и вяло разжевал.

Тилю отчего-то стало тревожно. Он собрался с мыслями – вроде, ничего страшного. Через полчаса он будет на Малой Полянке, доберется без приключений, и там… Ладно, нормально. Доедет. Нельзя каждую секунду жизни превращать в форвертс, тогда и от самой жизни ничего не останется. Один большой, решенный до последней буквы кроссворд. А в общем…

Тиль прикрыл глаза ладонью.

В общем, так и есть. Не жизнь – сплошной форвертс. Клеточки, заполненные и пустые. Пустых – все меньше. Тиль всегда знал, на какую из них ступить можно, а на какую – нет. Всегда чувствовал опасность, – она просто не позволяла себя игнорировать, и чем ближе она была, тем яростнее билось в мозгу… что?..

Алекс Насич использовал неудобный термин «фронтсайтинг», Федор Полушин называл это по-немецки скупо: «форвертс». И то и другое казалось правильным, но Насич уже погиб… Иногда Тиль специально старался не прислушиваться – открыть глаза шире и не видеть, но эта уловка помогала редко. Тиль потому и не боялся, что был уверен – не в себе, так в своем форвертс. Он и к студенточке той поперся – как ее?.. а, Ирина Кравец… – поперся, потому что знал заранее: ничего с ним не случится. Звенели в башке колокольчики, было дело. Возможно, и не сирена его разбудила, а этот проклятый звон… Но он, тем не менее, пошел к ней, и улегся, и даже расслабился. Он не сомневался: форвертс не подведет.

И форвертс как всегда не подвел.

– Что?.. – Тиль оторвал ладонь ото лба и повернулся к водителю. – Вы что-то сказали?

– Я не вам. – Тот кивнул на удаляющийся «Хаммер». – Дряни всякой нажрался, герой! Ему-то что, он весь железный, а мы бы сейчас без морды остались…

«Хаммер» действительно их подрезал, но таксист драматизировал: вероятность аварии была нулевой. Однако об этом Тиль ему не сказал. Люди не любят тех, кто знает больше.

Машин было много – несмотря на обилие мудреных эстакад и разъездов, пробки возникали повсюду. Юркие «Фольксвагены» и «Самсунги», скапливаясь, наполняли атмосферу отработанной углекислотой. Газонная трава была в этих местах похожа на щетку, а из асфальта пробивался сорняк толщиной с юное деревце. Проблема всех городов, неизбежная и привычная, как эпидемии среди бродяг или охламоны на коллекционных «Роллсах» и «Хаммерах».

Тиль поневоле засмотрелся на рекламный щит и отвлекся, лишь когда такси проехало дальше. В ролик явно ввели запрещенные элементы нейровизуального программирования, но этого нарушения как будто никто не замечал.

Пару минут Тиль маялся от невозможности отведать колбасы «Мутер Шульц», потом это прошло. Плакат забила другая колбаса, другое пиво и другие сигареты. Подкорка быстро переварила местную гамму скриптов и перестала на них реагировать. Тиль уже врос в этот город – как и все, кто прибыл с ним на поезде без колес.

Дорога после ночного ливня высохла не везде – по календарю лето еще не закончилось, но по погоде в Москву уже входила осень. В черных лужах висели прямоугольные дома, такие же черные и глянцевые. Технология бесшовного остекления обратила города в скопища отражающих друг друга зеркал. Птицы, попадавшие в лабиринты плотной застройки, метались между корпусами до тех пор, пока не догадывались опуститься на землю.

Это было везде. Куда бы Тиль не подался, везде были одинаковые дома: на окраинах – расписанные, ближе к центру – полированные. Везде была реклама новых, но, в сущности, тех же продуктов, везде были идеальные развязки, и на каждой – затор из дешевых пластиковых «Самсунгов».

Как только мир стал единым, все сразу изменилось и с тех пор уже не менялось никогда. Так об этом говорили старики. Города сохраняли исконные названия, которые выглядели чистой условностью – как разные этикетки на банках с одними и теми же сосисками.

– Это и есть ваш Кремль? – осведомился Тиль, увидев слева кирпичную ограду.

– Почему наш? – с обидой произнес водитель. – Он и ваш тоже. Он общий.

– Значит, ничей. А церковь?

Таксист повернул голову, будто засомневался, о том ли его спрашивают.

– Это не церковь. Храм.

– Действующий?

– Да вроде… Надо посмотреть как-нибудь… Не успеваю.

Расплатившись, Тиль вышел у одинокой жилой башни. Дом был самый обыкновенный: сплошное стекло и около восьмидесяти этажей – точнее из-за отсутствия стыков сказать было нельзя. Брусок черного льда, поставленный на торец.

В скоростном лифте, компенсируя перепад давления, пшикнул компрессор. Уши все равно заложило, и Тиль подумал, что тратить средства на новое устройство не имело смысла. Прогресс ради прогресса, железки ради самих железок… Проходя по коридору, он успел подумать еще о чем-то, таком же бессмысленном и очевидном, потом ему открыли дверь. И раньше, чем Тиль прочитал на жетоне…