В ярко освещенном вестибюле было очень шумно. Эд не отставал от Чарли ни на шаг. Женщина в лифте сжимала букет неприятно желтых ромашек, постоянно вздыхала и старалась держаться как можно дальше от Чарли. Тот присмотрелся к цветам и едва не ахнул. Крашеные! Они крашеные.

Он протянул руку, нажал кнопку лифта, и женщина снова вздохнула. Выкрашенные лепестки затрепетали от легкого ветерка.

Когда двери открылись, он едва не потерял равновесие.

— Подожду здесь, — буркнул Эд, кивнув в сторону комнаты для посетителей. Уселся на оранжевый стул и сжал голову ладонями.

Чарли попытался найти сестру или доктора, расспросить, где они. Но каждый раз, когда он приближался к сестре, та скользила мимо, как капелька ртути, ступая бесшумно, словно кошка. Каждый раз, когда он звал доктора, тот смотрел в его сторону и немедленно убегал. Наконец Чарли направился к справочному столу, где толпились люди. Медсестра подняла глаза.

— Эйприл Нэш. Сэм Нэш, — выдохнул он.

— О, мистер Нэш, — пробормотала сестра.

— Где я могу найти сына? Где моя жена?

Она коснулась его руки, и у Чарли упало сердце. Когда до тебя дотрагиваются так участливо, это плохой знак. Он насмотрелся достаточно сериалов из больничной жизни, чтобы понять, что будет дальше: пониженный голос, прямой взгляд, дурные новости.

Он отдернул руку.

— Я приведу доктора, — пообещала она.

— Нет, говорите, — потребовал он, но она повернулась и пошла прочь, а он последовал за ней в конец коридора, где на каталке сидел мальчик, утонувший в огромной больничной сорочке. Чарли напряг зрение, пытаясь различить его лицо, но мальчик сидел слишком далеко. Рядом стояла медсестра и надевала ему манжету тонометра.

Пол здесь был черный с синими и красными линиями — указателями разных отделений. Подошвы Чарли скользят, но он рвется вперед, к мальчику. И видит бледное личико, темно-каштановую массу волос… детали, составляющие облик Сэма!

По щекам Чарли бегут слезы.

— Сэм! — кричит он. — Сэм! — мысленно умоляя взглянуть на него, словно если сын увидит отца, все будет хорошо. — Сэм!

Сэм не шевелится. И тут Чарли замечает его протянутую руку, зашитую от запястья до локтя аккуратными черными крестиками, и голова его идет кругом.

— Папочка! — кричит Сэм. — У меня швы!

Он морщится, когда Чарли касается его щеки.

— Папочка, мне больно.

— Он сильно поранился, — пояснила медсестра, снимая манжету и гладя мальчика по плечу. — Будет шрам. Как маленький сувенир. Теперь ты у нас особенный.

Сэм уставился на руку.

— Пришлось сбрызнуть ему горло спреем от астмы, — продолжает медсестра.

Чарли прижал мальчика к себе, чувствуя, как вздымается и опадает его грудка, а сердце бьется часто, словно у пойманной птички.

— Папочка, — прошептал Сэм, и Чарли заметил, что его голос звучит странно. Он откинул волосы со лба сына, закатал рукава, чтобы проверить, нет ли переломов. Он разукрашен синяками, и каждый для Чарли — словно удар в лицо.

— Ты в порядке… — потрясенно пробормотал Чарли и снова стиснул Сэма, но тот какой-то холодный и вялый, и Чарли, заметив легкую синеву вокруг губ, вопросительно посмотрел на сестру.

— С ним все будет хорошо. Это сильный мальчик, я вам точно говорю, — громко и уверенно объявила сестра, но тут же отвела Чарли в сторону, подальше от Сэма. — Это шок, — тихо пояснила она. — Слишком сильное потрясение. Он нуждается в любви. Дайте ему как можно больше любви, и с ним все будет в порядке.

Чарли вернулся к Сэму и обнял его. Но Сэм вырывался. Глаза невероятно огромные, зрачки черные и словно стеклянные. Он смотрел сквозь Чарли, словно того здесь не было.

— Я убежал! — выпалил Сэм. — Убежал от машины.

— Все хорошо, малыш. Все хорошо. Я рад, что ты убежал, иначе мог бы сильно пострадать.

— Я не знал, что еще делать!

— Ты убежал и сейчас сидишь здесь, живой и здоровый, — выдавил Чарли. — Что ты делал в машине, малыш? И куда вы с мамой ехали?

— Мне не позволяют увидеть мамочку, — пожаловался Сэм.

— Моя жена… — начал Чарли. Мимо прошел санитар, толкая каталку.

— Вам придется найти доктора, — твердо заявила сестра. — Сегодня очень много пациентов.

— Посиди здесь и никуда не уходи, — велел Чарли Сэму. — Оставайся с сестрой, а я найду маму.

Ему не терпелось увидеть Эйприл. Они обнимутся, поплачут, и в свете случившегося их утренняя ссора покажется всего лишь досадной пылинкой, которую можно стряхнуть и навсегда забыть.

Все прекрасно. Сэм жив. Эйприл, возможно, получила ушибы и синяки и сейчас забинтована или в гипсе: слишком страшно для маленького ребенка. Этого ему видеть не стоит, и, конечно, Сэма нужно подготовить, утешить и все объяснить.

Не успел он отойти, как его окликнули:

— Мистер Нэш!

Чарли обернулся. К нему направлялся доктор с двумя копами в мундирах. Лица суровые, губы сжаты.

— Мистер Нэш.

Доктор был в зеленом костюме. На шее висела маска.

— Где моя жена? — спросил Сэм.

— Мистер Нэш…

Чарли огляделся.

— Она на другом этаже? — спросил он и неожиданно заметил легкий мазок горчицы на рукаве доктора.

— Мне очень жаль, — выдавил тот.

Потом он запомнил лишь вопросы копов, на которые не находилось ответов. Те же самые, что задавали массачусетские полицейские. Копы попросили разрешения поговорить с Сэмом, но тот упорно молчал, хотя Чарли стоял рядом, держа его за руку. Медсестра отдала ему маленький пластиковый пакет с вещами Эйприл. Ее портмоне, расческа, носовой платок… все такое знакомое. Доктора расспрашивали его о карточке донора, найденной в портмоне, и просили подписать разрешение отдать ее органы кому-то неизвестному. Кто-то другой коснется кожи Эйприл. Кто-то другой будет смотреть на мир ее глазами. Его просили подписать документы на вскрытие и заявление в похоронное бюро.

Но он тупо смотрел в пустоту.

— Мы можем направить вас к кому-нибудь в Оукроузе, — мягко сказала социальная работница. И он кивнул.

Еще он помнил, как вошел в какую-то комнату с длинным столом, на котором лежала его жена, раскинувшись, словно отдыхала. Лицо спокойное, расслабленное, белое, как бумага, на губах играет легкая улыбка, словно даже с закрытыми глазами она знала, что он здесь, и счастлива его видеть.

Он коснулся подола ее платья, незнакомого, не виденного ранее. На секунду он даже подумал: а вдруг это не Эйприл?!

На щеке серел странный треугольник. Он сжал ее лицо, гладил руки, шею…

— Дыши, — умолял он. Взобрался на стол, лег рядом и обнял ее. Закрыл глаза, но тут услышал чьи-то шаги.