поднялась к груди, она начала давить мои легкие и красть кислород.

— Обещаю тебе быть рядом. Но ты обещай, что не прогонишь меня, чтобы не случилось.

Считанные миллиметры отделяли наши губы. Я вожделела этот поцелуй, но сделала шаг назад, отворачивая в сторону пунцовое лицо… слабачка!

— Обещаю…

Любовь мое слабое место… ох, как же мне страшно идти дальше… любые ужасы мне ни по чем, я живу в триллере или боевике… но только не чувства. А этот мальчик… практически мужчина заводит меня и волнует до дрожи в коленях. Пока что выигрывает он, но какую игру он затеял со мной, я пока не знаю.

Глава 6. Черные ночи

Данила.

Около одиннадцати вечера я еле плелся в бар, встречая очередной свой одинокий закат. Сколько живу в этом городе, а никак не могу привыкнуть к его красоте, а самым прекрасным явлением для меня были белые ночи. На юге ночи черные, небо низкое словно можно его коснуться рукой, а звезды… они иногда слепили своим сиянием. Я закрыл глаза и словно почувствовал снова жар тех ночей и погрузился в воспоминания.

Я родился и вырос в Киргизии в городе Ош. Меня воспитывала только мать. Отца я не знал и даже никогда о нем не спрашивал, да и не думал. В лихие 90-е мы бежали оттуда во время Ошской резни. Мы были эвакуированы советскими солдатами, вывезены с территории столкновения в Казахстан. Но и там мы пожили недолго. Русских не любят нигде… особенно матерей одиночек. Мама работала швеей, чаще всего нелегально и ее часто обманывали местные.

После года скитаний мы переехали в Питер. Нам дали комнату в коммуналке и мама устроилась на работу. Я пошел в школу на год позже положенного и был, естественно, самым старшим, да еще и в придачу очень высоким и крепким мальцом. Меня боялись. для ребенка у меня был очень тяжелый взгляд. А потом пошли слухи о том, откуда я, и что повидал. Плюс у меня была гетерохромия, что делало меня еще больше странным. Меня сторонились. У меня не было ни друзей, ни врагов.

А потом рухнул Союз… Наш сосед потерял работу, начал бухать по-чёрному, жена его бросила, и он положил глаз на мою привлекательную мать, да и она была не против его общества.

В общем с девяти лет я был предоставлен сам себе. Смотря на спивающуюся мать и слушая каждую ночь охи и крики, не понимая конечно, от чего они… сначала я думал, что этот урод ее бьет… и однажды я забежал в их комнату с ножкой от табуретки и врезал ему на спине, ведь он душил маму, как я думал тогда. После чего мать избила меня и запретила входить в их комнату. Она смотрела на меня с ненавистью и сказала то, что навсегда изменило меня.

— Лучше бы я тебя не рожала. Твой отец бросил меня из-за тебя. Ненавижу тебя.

Я смотрел на шатающуюся пьяную чужую женщину в рваной сорочке и с фингалом под глазом и словно онемел. Слезы застилали мои глаза… с той ночи я начал искать способы избавиться от такой жизни. И в десять лет я поступил в военное училище. Жил и учился я там. С матерью не общался. В восемнадцать лет я официально добился лишения ее родительских прав. Она ревела в зале суда и падала на колени, умоляла простить.

Она изменилась. Завела нового мужа. Приличного, какого крупного бизнесмена, нового русского, без пяти минут мафиози. У них даже родилась дочка. Мать владела небольшим ателье по пошиву шуб. Выглядела классно, что тут говорить. Она всегда была хороша. Дорого одетая женщина, залитая слезами, каялась во всех прегрешениях, чужая мне теперь… а передо мной все стояла мать в рваной сорочке и ненавидела сына.

Я получил бумаги и через месяц уехал во Францию служить в Легион. Я работал наемником, в основном снайпером. Десять лет я ездил по горячим точкам, но так и не встретил свою смерть. Мне предложили стать инструктором для новобранцев, на что я согласился, устав от бесконечных убийств и военных операций.

В это время я познакомился с Андрюхой. Он приехал на заработки из России, оказалось мы еще и с одного города. Наш отряд был лучшим, и, соответственно, нас отправили на новую войну. На этот раз это была Сирия. Нас привезли туда обучать новоиспеченных террористов, обдолбанных зомбированных молодых парней, готовых убить себя… чему их можно было научить?! Это была финальная точка. С каждым военным конфликтом я видел, как мир становится все больше беспринципным…

Я больше не хотел в этом участвовать, и мы с Андрюхой придумали план, как нам вернуться домой…

— Ворошилов, АЛЁ!

Я вздрогнул, выныривая из воспоминаний.

— Черт тебя побери, ты напугал меня.

— Я? Тебя? А-ха… вот это новость. Анюта приехала. Ждем тебя уже час, смотрю, идет… и мимо. Ты заблудился?

Дружище широко улыбался.

— Я задумался.

— О чем же?

— О матери, о службе, о нашем знакомстве…

Друг подошел и положил мне руку на плечо.

— Ты — мой лучший друг. Кем бы ты ни был. Я всегда буду рядом. Я все для тебя отдам.

— Я знаю.

Я крепко обнял его. Мой единственный дорогой человек. И тут я вспомнил о девушке. О лучике света, озарившем мой унылый мрачный мир.

— Идем же скорее.

Анюта была женой Андрея, гражданской, очень хорошая внимательная, добрая женщина. Мы познакомились все вместе, она выхаживала нас после Сирии. Можно сказать вернула с того света. Мы вошли в зал, где она сидела за барной стойкой и потягивала свой любимый сухой мартини. Черные волосы и голубые глаза редкое сочетание, но тем не менее. Анюта была миловидная девушка, которая источала душевный свет, к которому заманило Андрюху, словно мотылька.

— Привет, Даниил.

— Не зови меня так, прошу.

Она улыбнулась своей грустной фирменной улыбкой, словно знала все обо мне.

— Так меня звала мать.

— Знаю, знаю… прости.

— Что ж, показывай свою принцессу на горошине.

Я закатил глаза и перевел их на друга.

— А что? Я ничего.

Сплетники.

Мы поднялись наверх, первой вошла Анюта. Но не успела она войти, а мы среагировать, как наша хрупкая русалка схватила своего доброго доктора за запястье и рванула к себе, профессионально выворачивая так, что Анюта взвыла и упала на колени, и приставляя к горлу мой перочинный армейский нож. Я сделал шаг вперед. Испуганный загнанный зверек с налитыми кровью глазами все ниже зажимал