Янсон и Анна зарегистрировали брак, когда она вернулась из Германии. Они почти не видели друг друга на гражданской войне. Анна кочевала с отцом, только в польский поход Горский отправился один. Анна и Янсон встретились, когда Горский ушел в Польшу с армией Буденного. Янсон служил комиссаром в Волжско-Каспийской флотилии. Анну отправили к ним, для усиления партийной работы. Вместе с Раскольниковым и Орджоникидзе они высаживались в иранском порту Энзели, чтобы захватить уведенные белогвардейцами военные корабли.

Опять потеряв друг друга, они встретились после войны, на Лубянке. Янсон учил китайский язык. Его собирались послать в Харбин, для внедрения в белогвардейские круги. Анна ездила с короткими миссиями в Европу. Они обедали, пили кофе, ходили к Мейерхольду, и на выступления Маяковского. Янсон все собирался сказать, что любит ее, еще с Финляндского вокзала, однако одергивал себя:

– Партия никогда не разрешит вам пожениться. По отдельности вы ценнее, чем вместе. Ты никогда не шел против воли партии…, – Янсон подозревал, что Анна не останется курьером. Она свободно говорила на трех языках, проведя детство в Швейцарии. Когда она вернулась из Гамбурга, похудевшая, усталая, со шрамом на руке, Янсон, единственный раз в жизни, не стал советоваться с начальством. Теодор просто сказал, что любит ее и будет любить всегда.

Анна ждала ребенка.

Она стояла, засунув руки в карманы кожаной куртки, глядя на пустынную, с редкими фонарями, Лубянскую площадь.

– Я коммунист, – наконец, тихо, сказала девушка, – я не могу лгать товарищу по партии, Теодор. Я никому не говорила, я думала…, – она повела рукой:

– Сейчас такое просто. Один день в больнице, и все. Случилась…, – девушка помолчала, – ошибка.

Он вертел какую-то китайскую безделушку слоновой кости. На Лубянке, в кабинетах иностранного отдела, попадались самые неожиданные вещи, от монгольских шаманских бубнов, до журналов мод из Парижа.

– Анна…, – Теодор взял ее за руку, – это ребенок. Наш ребенок. Я обещаю, так будет всегда. Никто не должен знать…, – Анна повернулась. Янсон заметил под ее глазами темные круги:

– Я не могу ничего скрывать от партии, – она закусила губу, – отец учил меня, что коммунист всегда должен быть честным. И Волк так говорил. Отец мне рассказывал.

Волк, знаменитый революционер прошлого века, один из героев Первого Марта, погиб при покушении, на императора. Бабушка Анны, народоволка Хана Горовиц, умершая в Алексеевском равелине, тоже входила в пантеон жертв царского режима.

Теодор еле доказал Анне, что партию совершенно не интересует, кто отец ее ребенка, он, Янсон, или другой человек.

Анна могла быть такой же упрямой, как покойный Горский. Янсон с ним никогда не воевал, но слышал, что в польском походе, он не отпускал людей с военного совета, пока каждый из тридцати командиров не повторит, дословно, диспозицию будущего боя. Горский лично проверял условия жизни бойцов, ел с ними из одного котла, и спал под одной шинелью. После его гибели Блюхер привез с Дальнего Востока знаменитую, кожаную куртку, в которой Горский ходил со времен революции пятого года, ордена и старый маузер. Больше у отца Анны ничего не имелось. В Москве он спал на походной, холщовой койке, поставленной в передней квартиры Ленина в Кремле.

Они боялись, что Дзержинский и Сталин не одобрят их план. Анна, после Германии, горячо говорила о новой партии Адольфа Гитлера. Она утверждала, что коммунисты не должны обманываться упоминанием социализма в ее названии.

– Надо пристально за ними следить, – заметила Анна на совещании, – пивной путч в Мюнхене, просто проба сил. Они не хулиганы и крикуны, какими их пытаются представить некоторые недальновидные товарищи, – Анна, со значением, помолчала, – они рвутся к власти и получат ее, пользуясь популистскими, обманными лозунгами.

Узнав, что они собираются пожениться, Дзержинский усмехнулся:

– Бросайте китайский язык, товарищ Янсон. Немецкий у вас как родной, у товарища Горской тоже, – Феликс Эдмундович подошел к большой карте мира, – будем думать.

После смерти Ленина, осенью, Анна и Янсон, с Мартой на руках, тайно перешли границу под Себежем. С поддельными французскими паспортами они отплыли из Риги в Гавр. Теодор и Анна отправились на юго-запад Африки, подбирать подходящую семью немецких колонистов.

За винной стойкой братья оборудовали комнату с мощным радиоприемником и записывающей аппаратурой. Здесь собирались слушать разговоры в доме Риверы. Теодор отправил в Москву шифровку о выполнении первой части задания. Он принял от начальника секции нелегальных операций иностранного отдела, Эйтингона, дальнейшие распоряжения.

Отдел прислал досье на некоторых работников американского, как смешливо говорил Теодор, родственного ведомства. В Америке было много коммунистов, с готовностью сотрудничавших с разведкой СССР, однако им требовался человек, не имеющий ничего общего с радикалами, человек, не вызывающий подозрений.

– В министерстве обороны, – пробормотал Теодор, водя карандашом по ровным рядам цифр, – в бюро расследований. Посмотрим, – он, аккуратно, переписал информацию в блокнот, тоже шифром, и сжег черновики. Им с Анной предписывалось, выполнив вторую часть задания, расстаться в Нью-Йорке. Теодор перевозил груз в Цюрих, и открывал контору. В конце лета его ждали в Испании.

Агенты сообщали, что переворот неизбежен. Эйтингон написал, о решении советского правительства. В Испанию отправляли военных специалистов, для поддержки коммунистических сил. Янсон начал летать еще на гражданской войне. Ему поручалась работа с иностранными добровольцами. Они тоже собирались прибыть в Испанию, для противостояния реакции.

– Отличная возможность для вербовки, – Теодор быстро собрал саквояж, – приедут левые, демократы, военные из Франции, Англии, США. Коминтерн будет их организовывать, обучать…, – в Испанию Янсон ехал под настоящим именем, как коммунист и представитель Советского Союза.

Сварив чашку кофе, он вышел на террасу. День был жарким, кошка потерлась об его ноги. Теодор, добродушно, почесал ее за ушами. Он любил животных:

– В Цюрихе можно собаку завести…, – он блаженно закрыл глаза, – дом с участком. Марта порадуется. Будем ездить в горы, кататься на лыжах. Они к зиме из Москвы вернутся, непременно, – Анна и Марта из Нью-Йорка отправлялись в Гавр. В порту их ждал советский сухогруз. Анну вызывали в Москву, для доклада.

– Марту в пионеры примут, – весело подумал Янсон. Потушив папиросу, он поднялся. Пора было ехать в «Эксельсиор», за женой. Теодор приготовил ей маленький подарок.

Портье в гостинице «Эксельсиор» гадал, каким окажется муж сеньоры Рихтер и не ошибся в своих ожиданиях. Заехав за женой на такси, коммерсант не стал отпускать машину, посмотрев на золотой ролекс:

– Мы торопимся, у нас дела в городе.

Сеньор Рихтер носил отличный, льняной костюм, галстук, и золотые запонки. Пахло от него мужским одеколоном, Floris of London. Портье поклонился, принимая у сеньоры Аны записку в гостиничном конверте: