Найти она смогла только Ринальдо, да и то он пришел к ней сам. Сколько там лет уже прошло?.. Пять? Нет, шесть… В один прекрасный день он сам пришел в «Кошку». Его темное лицо наполовину скрывала спутанная борода, лохматые, подернутые сединой волосы были скатаны в толстые и грязные дреды. Но блеск в глазах, чуть кривоватая улыбка и шрам под левым глазом были эхом его прошлой жизни, прошлой битвы – той битвы, в которой она, если ей не изменяла память, спасла ему шкуру.

Она не упускала случая напомнить ему об этом.

Зачем он пришел? Специально выследил ее, чтобы вспомнить о былых временах? Или просто решил развлечься в «Золотой кошке», не зная, что она там работает? Галия так этого и не узнала, но они разговорились, вместе посмеялись и выпили, а потом, по просьбе Галии, хозяйка купален предоставила разовую скидку бывшему убийце. После этого она предложила ему работу, в которой он крайне нуждался.

Воссоединившись, Галия и Ринальдо стали вместе охранять куртизанок «Золотой кошки».

Может, Ринальдо и не ожидал встретить в «Кошке» Галию, но признал, что и он время от времени безуспешно пытался разыскать хоть кого-нибудь из старых друзей. Кто-то поступил на службу на торговые суда, другие работали на китобоях или на заводах по производству ворвани. Они смеялись над этим. «Китобои» стали настоящими китобоями, сменили работу, но не маски.

Пробка бутылки наконец поддалась, и Галия сделала большой глоток обжигающей жидкости и посмотрела на стоявший справа книжный шкаф. Его полки, как и большая часть комнаты, были пусты.

Только на средней, в самом центре, гордо лежала маска «китобоев».

И собирала пыль.

Не проходило и дня, чтобы Галия не тосковала по Дауду. Прошло много лет – четырнадцать, как минимум, думала Галия, притворяясь, будто не считает дни. За это время жажда никуда не исчезла. Больше того, она становилась все сильнее, перерастала в настоящую боль, а затем и в агонию, сжигающую разум. Выпивка, конечно, помогала, она притупляла боль и заглушала остальные чувства.

Этот непреодолимое желание, эта боль были не страстью к приключениям, к опасности, хотя Галия и понимала, что за все это готова душу продать. Ее новая жизнь была простой и безопасной, а простоту и безопасность Галия всегда презирала. В жизни, которую воспринимаешь как должное, нет никакой радости. Чтобы действительно ценить жизнь, за нее нужно бороться, нужно рисковать.

Но Галия терзалась не только из-за этого. Она всеми силами старалась унять боль, но в последнее время она мучила ее все чаще и чаще. И неважно, сколько она пила, сколько тренировалась в одиночестве в своей квартирке на последнем этаже, пытаясь поддерживать себя в форме, хотя у нее был лишь один враг – уходящее время.

Ей хотелось того, что ей давал Дауд, что он давал всем своим «китобоям».

Галия крепко зажмурилась и тогда, только тогда, сомкнув веки и наблюдая, как темнота колышется и поблескивает синевой, как коротнувший бак с ворванью, увидела картину из собственной памяти: как она переносилась из одной точки в другую, как время замерло на долю секунды, когда она перепрыгнула с крыши на крышу, пересекла переулок, затем широкую улицу, оказалась позади ни о чем не подозревающей жертвы и вогнала клинок ей в бок по самую рукоять, а та еще и не заметила ее присутствия.

Такой была сила – дар Дауда. Переноситься по свету как молния, когда вся геометрия мира раскрывалась лишь ей и «китобоям», предоставляя им свободу передвижений, недоступную пониманию большинства людей. Такое движение, этот перенос, и было его силой.

Сначала она по ней не скучала. Освободиться от гнета Дауда было все равно что проснуться холодным утром – трезвой, живой, чуткой ко всему. Заряженной энергией. Возможно, это была лишь реакция организма, лишенного чудесного дара.

Потом стало хуже. Чуткость сменилась болью, почти осязаемой, которая сначала погрузила Галию в отчаяние, а затем заставила взяться за бутылку. Работа в «Кошке» поначалу была отдушиной, дала ей новые перспективы, но вскоре она превратилась – как и все на свете – в рутину. Которая повторялась изо дня в день.

Понадобились годы, чтобы Галия поняла, сколь низко она пала. Однажды она проснулась, увидела, что город изменился, и тогда осознала, что потеряла недели, месяцы, годы, жалея себя и мучаясь от боли – той боли, которую она уже полюбила.

И она решила действовать. Использовать эту боль. Она снова начала тренироваться и вернулась к жизни «китобоя», пусть и не к старой работе. Мир ушел вперед, оставив ее позади, и теперь она старалась его догнать.

Выпивка, конечно, помогала, как и всегда. Ринальдо этого не одобрял. Галия сомневалась, что хотя бы раз видела, чтобы он выпил хоть каплю…

За дверью послышался тяжелый удар, затем какое-то бряцанье. Галия стряхнула наваждение и подняла голову, прислушиваясь. Звук был ей знаком. Кто-то нараспашку открыл входную дверь.

Еще один пьянчуга…

Нет. Тот же самый пьянчуга. Тот мерзкий опойка с тростью-шпагой. Видимо, друзья нашли его, и теперь они все вместе вернулись в купальни, чтобы закатить скандал. Черт возьми, все эти молодые аристократы одинаковы. Думают, будто они здесь главные.

«Ладно. Хочешь сыграть в такую игру – пожалуйста». Настало время показать этим идиотам, кто здесь заправляет. И неважно, в какой семье они родились и сколько у них денег.

Галия спустила ноги со стола и подошла к двери. Там она остановилась и прислушалась. До нее доносились приглушенные голоса. Ничего необычного.

Она расслабилась. Может, они пошли своей дорогой? Может, Ринальдо и другие охранники их уже выставили?

Отлично. Галия развернулась и снова посмотрела на бутылку «Старого Дануолла», стоящую у нее на столе.

Тут из зала донесся грохот, послышались крики. Громкие крики. От удивления она сразу протрезвела. Развернувшись на каблуках, она распахнула дверь и откинула портьеру, скрывавшую ее от посетителей. Вытащила нож из ножен.

– Какого дьявола тут у вас происходит? – воскликнула она.

В зале царил хаос: куртизанки и их клиенты, полупьяные или и того хуже, полураздетые, дружно устремились в конец большой залы, судорожно хватая по пути одежду и закрывая лица. Пара гостей даже забилась за тяжелые бархатные портьеры, прикрывая телеса драпировками.

В центре зала с ножами в руках стояли Ринальдо и трое вышибал «Кошки», готовые защитить клиентов и сдержать напор нового посетителя.

Тот, не шевелясь, стоял на пороге. На нем была темная шерстяная шинель с красными эполетами и медными пуговицами. Воротник шинели был поднят так высоко, что напоминал черный веер. Под воротником его шея была обмотана шарфом, скрывающим его рот и нос. Верхняя часть его лица тоже была скрыта за огромными круглыми линзами красных очков, каждая из которых по размеру вполне могла сравниться с блюдцем изысканного морлийского сервиза. Тяжелый, диковинный наряд незнакомца дополняла черная шляпа с широкими полями, которые упирались в поднятый воротник шинели. На руках его были толстые кожаные перчатки.