Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сидят, патрульные крысы, – то ли одобряя, то ли осуждая, пробормотал Ингленд.
Возле ворот пахло застоялой мочой. На секунду Мэй представил себе, как ночью ситтеры один за другим покрадываются на цыпочках к воротам и, хихикая, мочатся на их броневые полотна. Мелко подрагивая, левая створка ворот пошла в сторону, отъехала на четверть и стала.
– Можно идти, – сказал Ингленд и, как всегда, вошел первым.
«Как это они за нами будут присматривать через щель в воротах?» – подумал Мэй и непроизвольно поежился.
Следом за телохранителем океанским сухогрузом проплыл в ворота Ху-Ху, за патроном трусил Соломон Шамсу, замыкал процессию Бенджамиль Мэй.
Маленькая колонна отошла от ограждения шагов на двадцать и остановилась посреди перекрестка с покосившимися светофорами.
– Подождем, – негромко сказал Ингленд, засовывая руки глубоко в карманы.
Наверное, лежало там нечто, притиснутое к горячей ляжке, – выкидной нож или кастет с лезвием. Бенджамиль никогда не видел настоящего выкидного ножа или кастета, но почему-то был уверен, что существуют модели, которые свободно помещаются в кармане брюк. Он украдкой покосился на руки Ингленда, на его сосредоточенно-спокойное лицо и подумал, что этот человек действительно будет терпеливо ждать и час, и два, и три, ждать целую вечность, покуда не придет нужда в одну секунду взорваться серией смертоносных движений. Сам Мэй никогда так не мог и в глубине души остро завидовал подобному умению.
Пейзаж по эту сторону бетонного забора мало чем отличался от того, что Мэй увидел снаружи. Когда-то здесь был жилой квартал, теперь царило запустение. От разрушенных домов остались одноэтажные коробки с темными провалами окон. Асфальт тротуаров и проезжей части местами выкрошился, сквозь трещины пробивались все те же пыльные кустики. Тихая жуть закрадывалась в сердце.
– Идут, – негромко сказал Ингленд, и Бенджамиль вздрогнул.
Из-за остова ближайшей постройки появился человек, судя по русалочьим бедрам – женщина. Вышла на середину улицы и остановилась. Постояла, секунду осматриваясь, и присела на корточки. От стены дома отделилась вторая фигура, на этот раз мужская, и неторопливо, даже вальяжно двинулась навстречу делегации. Шамсу шумно втянул воздух. Женщина ловко, одним неуловимым движением поднялась на ноги и пошла чуть сбоку и сзади.
Мэй во все глаза рассматривал ситтеров. Мужчина был молод, лет двадцати пяти, не больше, длинное костистое лицо, углы рта брезгливо опущены книзу. Сначала Бенджамилю показалось, что на голове у парня светлые коротенькие кудряшки, но, когда тот подошел поближе, Бен с изумлением разглядел вместо волос массу крохотных золотых колечек. Продетые прямо сквозь кожу, они покрывали череп ситтера ото лба до затылка. Что касается одежды, то Хуан Ху явно утратил здесь пальму первенства по части яркости. Красные как кровь и блестящие, как вода, узкие брюки, ядовито-желтая блуза с меховым воротничком и клепаными манжетами, высокие шнурованные ботинки-ножи с узкими стальными носами… Молодой ситтер сверкал так, что Бенджамилю хотелось зажмуриться. Девушка была одета скромнее. В том смысле, что одежды она носила гораздо меньше: прозрачные шаровары с темным треугольником в причинном месте и острые металлические конусы, прикрывавшие соски маленьких крепких грудей. Бенджамиль усердно старался не пялиться на соблазнительную диву, но взгляд его то и дело соскальзывал то на плоский мускулистый живот с чувственной впадиной пупка, то на ложбинку повыше солнечного сплетения, то на темный треугольник, срывающий промежность. Кожа девушки поблескивала, словно натертая маслом. Ее азиатское лицо с правильными чертами было равнодушно, как маска Будды (этот экземпляр своей коллекции Бенджамиль, от греха подальше, никогда не выкладывал на полку).
Ситтер остановился шагах в пяти от Ху-Ху и смерил толстяка презрительным взглядом. Девушка тоже остановилась, она развела в стороны руки с раскрытыми ладонями, демонстрируя отсутствие оружия. Бенджамиль заметил, что ногти у нее на руках плоские и длинные. Не ногти, а заостренные кусочки жести. При этом девушка, не отрываясь, смотрела на Ингленда. Она сразу выбрала его из всей компании и интересовалась теперь исключительно его персоной. Ингленд, криво усмехнувшись, распахнул полы сюртука. Девушка удовлетворенно качнула головой и стала смотреть куда-то в сторону.
– Будут ждать наблюдателя, – негромко сказал Ингленд.
Бен уже участвовал в подобных переговорах и знал, что, кроме двух заинтересованных сторон, во встрече обычно участвует наблюдатель от той группировки, что контролирует район, прилегающий к воротам. Роль этого персонажа всегда представлялась Бенджамилю в загадочном и полумистическом свете. Наблюдатели приходили, равнодушно смотрели за происходящим и уходили. Они никогда не пытались подойти ближе чем на полтора десятка шагов, ни во что не вмешивались и не высказывали никакого интереса к теме разговора. Но при этом без их участия не начинался ни один диалог.
Бен поглядел в ту же сторону, куда смотрела девушка-ситтер, и увидел пожилого горбоносого мужчину с высоким седым гребнем на голове. Наблюдатель вышел к перекрестку и остановился на почтительном расстоянии, всем своим видом показывая, что теперь приличия соблюдены. Глядя на его скучающее лицо, Бенджамиль вдруг сообразил, что сейчас потребуются его услуги, а он понятия не имеет, на каком диалекте пойдет разговор.
– Хам, – скучно сказал обладатель золотой прически.
На лице мастера Ху появилось вопросительное выражение. Суетливый Шамсу тихонько дернул Бена за полу френча.
– Он здоровается, – перевел Мэй. – Я спрошу его, из какой он семьи?
– Он из Кабуки, – не поворачивая головы, сказал Ингленд.
– Спросите его, согласны ли они на наше предложение? – приказал Ху-Ху.
На секунду Мэй задумался, затем принялся переводить:
– Хам, автате. – Бенджамиль слегка поклонился. – Дасьте твоих башан с… матури кадамой?.. Надо уточнять, с каким именно предложением?
– Нет, – сердито сказал Ху-Ху.
– …с кадамой ты ноу?
– Нету ты! – Ситтер надменно вскинул подбородок, и Бенджамиль вздрогнул: меховой воротничок его рубахи завозился, оскалил мелкие зубы и оказался здоровенной ручной крысой.
Золотоволосый плюнул себе под ноги, развернулся и зашагал прочь.
– Нет, – перевел Мэй и подумал ошарашенно: «Поговорили!»
Девушка постояла, пощупала Ингленда злыми раскосыми глазами, затем повернулась и, раскачивая бедрами, двинулась за своим боссом. Седой гребень на той стороне перекрестка растворился еще раньше, исчез, как будто его и не было. Бенджамиль растерянно посмотрел на мастера Ху-Ху и растерялся еще больше. Толстый хайдрай в войлочных туфлях улыбался сытой и довольной улыбкой.
Возле прыгуна Ингленд приостановился, пропуская вперед начальство.
– Видал девчонку?! – спросил он Бенджамиля. – Такая ногтем зарежет и не икнет, курва! – Глаза его блестели нехорошим бешеным возбуждением.