сидел Эш и предлагал мне весь мир на блюдечке, разве это не было прекрасно и совершенно правильно?

– Потому что, Оливия, – наконец произнес Эш, – Дафна дю Морье украла идею романа у моей бабушки.

Глава 6

В биографии, которую я изучала в самолете, Эмилии Эшервуд – бабушке Эша – была посвящена всего одна короткая глава в восемь страниц. Она умерла совсем молодой, тридцати семи лет от роду, когда отцу Эша исполнилось два года. Описание ее смерти поместилось в одно предложение – нечастный случай. И в целом из этих восьми страниц портрет складывался весьма обрывочный: родилась во Франции, во время путешествия по Штатам познакомилась с Генри Эшервудом, вскоре вышла за него замуж и переехала в Калифорнию. Скончалась через семь лет.

Дафна дю Морье украла идею романа у моей бабушки.

Прошлой ночью, вернувшись в отель, я снова и снова прокручивала в голове эти слова. На просьбы объяснить подробнее Эш сказал, что посвятит меня в детали за следующим ужином – на тот раз он собирался приготовить паэлью.

Я не покривила душой – назвать меня экспертом в жизни и творчестве дю Морье можно было с большой натяжкой. Кое-что я, конечно, знала, но с момента написания «Бекки» прошло пять лет, так что, оказавшись в номере, я открыла ноутбук и принялась освежать информацию.

Дафна дю Морье родилась в тысяча девятьсот седьмом году – а значит, они с Эмилией были сверстницами, потому что та родилась в тысяча девятьсот пятом. Средняя из трех дочерей у родителей-актеров, большую часть жизни Дафна прожила в Англии. Однако супруги дю Морье имели французское происхождение, и девочкой Дафна провела какое-то время во Франции. Может, там-то они и пересеклись с Эмилией?

Но гораздо более примечательным было то, что Эш не первый обвинял дю Морье в литературной краже. В конце сороковых против нее выдвинул обвинение сын некоей Эдвины Макдональд, менее известной американской писательницы. Он утверждал, что «Ребекка» – плагиат романа его матери под названием «Слепые окна», но иск в итоге отклонили. Затем сходные обвинения выдвинула автор из Бразилии, Каролина Набукко, чей роман «Преемница» необычайно походил на «Ребекку», а по слухам издатель дю Морье даже купил на него права и отправил на английский перевод за несколько лет до того, как вышла «Ребекка».

Все эти истории мы с Чарли обсуждали, когда мне только пришла мысль пересказать этот роман. Мне казалось немного странным добавлять масла в огонь и так уже горячих споров об интеллектуальной собственности.

«Все сюжеты уже написаны», – уверяла тогда Чарли, отмахиваясь от моих сомнений за бокалом «Совиньон блан». Мне казалось, что я совершу что-то похожее на кражу, если перескажу классический роман, который сама впервые прочитала в пятнадцать лет и с тех пор обожала. «Да и в любом случае, – продолжала Чарли, – разве и сама «Ребекка», и те два романа не пересказ «Джен Эйр»?»

Все сюжеты уже написаны. Эти слова вселили в меня такую тревогу, что я пошла и написала «Бекки», а теперь, освежая в памяти ее содержание, вспоминала слова Эша и ощущала какое-то смутное беспокойство.

На следующее утро я, еще не перестроившись с бостонского времени, проснулась до рассвета и увидела сообщение от Ноя. Он написал в полночь, когда я уже давно спала, охваченная странными тревожными сновидениями. Проморгавшись, я даже отчасти вспомнила жутковатый образ мрачной извилистой дороги, взбирающейся по утесу.

«Привет, Ливви!» Я улыбнулась – Ной единственный так меня звал – и, увидев это обращение, внезапно поняла, насколько соскучилась. «Выпьем завтра утром кофе? У меня лекция в девять. Напиши, где ты остановилась – я заеду после занятий?»

При мысли о кофе в компании Ноя я счастливо вздохнула. Но отвечать было рано – сквозь щель в гардинах мягко просачивался лиловый отсвет, и я решила, что сначала пройдусь по пляжу.

В этот час в Малибу не спалось только мне, и вестибюль под открытым небом, и пляж были тихи и пустынны. Но эта тишина отличалась от той, что окружала меня в бостонской квартире, – эта тишина баюкала, успокаивала. На пляже было сыро и влажно, серый туман льнул к земле до самого горизонта, но я пошла вдоль кромки прибоя, переступая по камням. И впервые за долгое время в моей голове зашевелились ростки творческих идей.

Я шла и шла вперед, поглощенная мыслями об Эмилии Эшервуд, Дафне дю Морье, о безымянной рассказчице «Ребекки», и так задумалась, что осознала, насколько далеко ушла от отеля, только когда на утесе впереди блеснули знакомые окна дома Эша.

Я решила подойти поближе, чтобы понять, как поместье смотрится снизу, с берега. Так дом казался еще больше, настоящий грозный бастион из стекла. Я заметила веранду, на которой мы ужинали прошлым вечером, – там, облокотившись о перила, стояла женщина в белом платье. С такого расстояния я не могла разглядеть ее лицо, но видела длинные вьющиеся каштановые волосы, они развевались в потоках воздуха, поднимавшегося от воды. Мне казалось, что платье у нее полупрозрачное, но наверняка сказать было невозможно. Подружка Эша, которой не спалось, как и мне? Вчера он не упомянул о ней, да и с чего бы?

Я быстро отвернулась и уставилась на волны – мне не хотелось быть пойманной за подглядыванием, пусть даже издали, – но когда повернулась, чтобы отправиться обратно к отелю, то невольно взглянула на веранду снова, и на этот раз она была пуста.

Отрывок из «Жены»

Я расскажу вам, кем на самом деле является мой муж: обманщиком. Фальшивкой. Вам может показаться, что вы его знаете. Вы его видели, восхищались издалека. Он кажется вам прекрасным, совершенством. Преуспевающим и недосягаемым. И вы полагаете, что у меня, его жены, есть все что душе угодно.

Но все в нем – не то, чем кажется. Вы ничего о нем не знаете – так же, как и я.

Так с чего мне начать?

Начну с истории, потом расскажу о воре.

Нет, начну с себя – его жены.

Временами я даже припоминаю, какой была когда-то: свободной, юной, умной и красивой; весь мир принадлежал мне, полный обещаний и возможностей. А теперь я просто жена. И это слово значит все – и ничего.

Поэтому я напишу свою историю. Его историю. Нашу историю.

Я расскажу вам все до того самого момента, когда он убил меня.