Рядом с королевой сидела невероятно красивая женщина, таких красавиц я в жизни своей не видела. На ней было голубое платье, расшитое серебряной нитью, из-за чего чудесная ткань переливалась как вода. А порой казалось, что она с ног до головы покрыта сверкающей чешуей, точно рыбка. Заметив, что я не могу оторвать от нее глаз, она ласково мне улыбнулась, и от этой улыбки все ее лицо вспыхнуло теплым светом и стало еще краше, словно солнечный зайчик сверкнул на поверхности воды летним днем.

— Кто это? — спросила я у матери.

Она ущипнула меня за руку, напоминая, что я должна молчать, и тихо ответила:

— Жакетта Риверс,[8]и немедленно перестань на нее пялиться.

Мать еще раз меня ущипнула, заставляя вернуться к действительности. Будто очнувшись от чар, я снова низко склонилась в реверансе и с улыбкой посмотрела на короля, который как раз обратился к моей матери:

— Опекунами твоей дочери я назначаю своих сводных братьев Эдмунда и Джаспера Тюдоров, нежно мною любимых. Впрочем, до брака она может по-прежнему жить с тобой.

Королева слегка повернулась к Жакетте Риверс и что-то тихо промолвила; та слушала ее, чуть наклонившись вперед, словно ива над ручьем; легкая вуаль, спадавшая с ее высокого головного убора, усиливала это впечатление. Мне показалось, что королева отнюдь не в восторге от решения своего супруга, ну а меня и вовсе оно ошеломило. Я все-таки надеялась, что и моего согласия кто-нибудь спросит, и тогда я попыталась бы объяснить, что не хочу никакой новой помолвки, что мне предначертана совсем иная жизнь, святая и благочестивая, но мое мнение не учитывалось. Мать, выслушав короля, просто поклонилась и отступила на шаг назад. Вперед тут же вышел кто-то другой, и я поняла: рассмотрение моего дела закончено. Собственно, король едва успел на меня взглянуть, но так ничего обо мне и не узнал; во всяком случае, теперь он знал обо мне не больше, чем до моего появления в этом зале. Однако преспокойно передал меня новому опекуну, человеку, совершенно мне чужому. Неужели даже король не догадался, что я особенная и что мне свойственна особая святость? Неужели у меня так и не будет возможности поведать ему о том, что и у меня колени святой?

— А можно мне сказать несколько слов? — прошептала я матери.

— Конечно нет, — отрезала она.

Но как же король узнает, кто я, если даже Господь не спешит открывать ему правду?

— И что теперь будет? — не отставала я от матери.

— Теперь мы подождем, пока король не пообщается с прочими подателями петиций, и пойдем обедать, — тихо отозвалась она.

— Нет, я имею в виду, что теперь будет со мной?

Мать посмотрела на меня как на дурочку; ее явно удивило, что я так и не поняла главного.

— Ты снова помолвлена, — пояснила она. — Разве ты сама не слышала? Надо быть более внимательной, Маргарита. Это куда более выигрышная партия: твоим опекуном, а затем и мужем станет Эдмунд Тюдор, сводный брат короля по матери. Эти Тюдоры — сыновья королевы Екатерины Валуа от ее второго брака с Оуэном Тюдором. Их двое, Эдмунд и Джаспер, и обоих король очень любит. Они оба наполовину королевской крови,[9]и оба считаются фаворитами Генриха. Твоим мужем станет старший, Эдмунд.

— А разве он не захочет сначала со мной познакомиться?

— Зачем ему это?

— Ну, вдруг я не понравлюсь ему?

Покачав головой, мать честно сообщила:

— Да им нужна вовсе не ты, а сын и наследник, которого ты выносишь и родишь для них.

— Но ведь мне только девять лет!

— Ничего, он может подождать, пока тебе не исполнится двенадцать.

— И тогда мне придется выйти за него замуж?

— Ну естественно! — бросила мать с раздражением, словно мой вопрос являлся несусветной глупостью.

— А сколько ему самому будет тогда лет?

С минутку подумав, мать заключила:

— Двадцать пять.

— И где же он будет спать? — удивилась я, испуганно захлопав глазами.

Мне казалось, что в нашем доме в Блетсо просто не хватит свободных комнат для такого взрослого молодого мужчины, для его свиты, да еще и для его младшего брата.

— Ох, Маргарита, — рассмеялась мать, — тогда ты будешь жить уже не со мной в Блетсо, а у него в Уэльсе, в замке Ламфи. Вместе с ним и его братом.

Я еще больше испугалась.

— Госпожа матушка, неужели, как только мне исполнится двенадцать, вы отошлете меня из дома? Совсем одну? В далекий Уэльс? Чтобы я поселилась там с двумя взрослыми мужчинами?

Она пожала плечами, словно говоря этим жестом: мне очень жаль, но тут ничего не поделаешь, и ответила:

— Эдмунд Тюдор для тебя — прекрасная партия. Вы оба королевской крови, и если у тебя родится сын, он станет одним из наиболее вероятных претендентов на престол. Ты кузина короля, твой будущий муж — его сводный брат. Так что твои сыновья, сколько бы ты ни родила, навсегда поставят преграду между троном и Ричардом Йорком. Думай в первую очередь об этом, а не о каких-то пустяках!

Хотя мать и обещала, что время пройдет быстро, этого не случилось. Дни тянулись один за другим, не было им конца, и ровным счетом ничего интересного в нашей жизни не происходило. Мои сводные братья и сестры — от первого брака моей матери с Иоанном — даже теперь, когда я уже была помолвлена с одним из братьев Тюдоров, выказывали мне уважения не больше, чем когда я считалась невестой де ла Поля. Наоборот, они постоянно надо мной насмехались и пугали, что Уэльс, куда я скоро поеду, населен в основном ведьмами и драконами, а дорог там вообще нет, лишь огромные мрачные замки высятся среди густых темных лесов. Там, говорили они, волшебницы, подвластные богине вод, поднимаются со дна рек и озер и опутывают своими чарами простых смертных; там полно огромных страшных волков, которые собираются в большие стаи и охотятся на людей, и так далее, и тому подобное. В общем, все шло своим чередом, пока однажды вечером за семейной молитвой мать не произнесла имени нашего короля с какой-то особой преданностью, а потом заставила всех нас лишних полчаса провести на коленях и молиться за здоровье Генриха VI, поскольку, как она сказала, для него наступили трудные времена. Мать велела нам также помолиться Богородице с просьбой: пусть защитит дитя, которое королева носит под сердцем, и сделает так, чтобы это оказался мальчик, наследный принц дома Ланкастеров.