комнату выделили в алхимическом блоке, помещении полуподвальном, где солнце можно лишь в зените застать. Он немного завидует, но… Разве можно завидовать любимым, особенно когда он сам добровольно сердце своё в руки ему вложил?

Меняя привычное одеяние на затасканные вещи, идеальные для того чтобы копошиться в своём жилище, Кэйа принимается наводить маломальский порядок, чтобы хоть немного отвлечь себя от ощущения близости чего-то не очень хорошего и молить небо о том, чтобы алхимик оказался здесь, а не в объятиях метелей хребта.

Порою, в голове отчаянно бьются мысли о том, что не нуждается алхимик в чувствах его, что приходит лишь по зову плоти, да из интереса научного, и совершенно ничего не чувствует, лишь удивленно разглядывая эмоции на чужом лице, вслушиваясь в слова, и наблюдая за действиями. И казалось иногда, что целует тот лишь потому, что запомнить движения с ощущениями хочется, и выглядит он максимально скучающим, слушая его слова, что кажутся таким неважными и пустыми, что с бредом сравнить их хочется, и порою… Что греха таить, Кэйа боится. Боится что грубо впихнут сердце ему в руки обратно, оборвут связывающие их нити, говоря что это совершенно ему не нужно, и пусть Альберих дальше сам что хочет с этим куском мяса, то и делает.

Тихий стук в дверь оторвёт от чёрных мыслей и уборки. Он обернётся, замечая алхимика и расплывётся в довольной улыбке, поднимаясь на уставшие ноги. Сделает пару шагов навстречу, раскрывая тому объятия, и спустя пару вздохов, прикроет глаза, крепко обнимая Альбедо.

Он скучал, а потому, сейчас ему наплевать на то, что выглядит он не самым лучшим образом. Надо бы отдохнуть, но сейчас он так счастлив, что готов прямо так пойти разговаривать с Варкой или приниматься за очередное задание. Альбедо оставит короткий поцелуй на его линии челюсти, и лишь после Кэйа предложит ему присесть на кровать, ибо большего тут не имеется.

Выпустив алхимика из объятий, Кэйа закроет дверь на ключ, оставляя тот в скважине, а после… Плюхнется рядом с Альбедо, уложив голову тому на плечо. С Альбедо уютно и спокойно. Особенно когда он находится рядом, когда сам осторожно обнимает за талию, спрашивая о том, как всё произошло и точно так же искренне радуясь тому, что малышка теперь забота её непутёвой мамаши. И Кэйа расслабленно прикрывает глаза, медленно перемещая голову на чужие колени, и довольным котёнком улыбается, едва почувствовав как пальцы чужие вплетаются в его волосы. Нежные поглаживания расслабляют, позволяя тому на пару минут выпасть из реальности, а после, чуть повернуть голову, чтобы потереться щекой о чужие бёдра.

Это его родной Альбедо, тот самый, которого он любит больше собственной жизни. Он целует чужие коленки и чувствует себя самым счастливым на свете. Чуть сжимает, а потом, приподнимается, цепляясь за руки алхимика.

— Я хочу тебя прямо сейчас… — шепчет Кэйа, перемещая руки на чужие щеки, чуть притягивая к себе, а потом оставляет короткий и ласковый поцелуй на чужих губах, и это так успокаивает. — Прости, я так скучал по тебе, моя звёздочка…

И Альбедо слышит его, проводит кончиками пальцев по щеке и склонив голову набок, внимательно заглядывает в чужие глаза, словно ожидая какого-то сомнения или чего-то ещё. Но Кэйа выглядит уверенным и это заставляет его улыбнуться. Чуть сжимает плечи, проводя носом по щеке, а после, недолго думая прикусывает губу чужую, медленно разводя в стороны полы рубашки, чуть приспускает её с плеч чужих, и после прислоняется ухом к плечу капитана. Он тоже скучал, и тихо смеясь, Кэйа обнимает его, оставляя невесомые поцелуи на чужой макушке.

И собственные чёрные мысли испаряются, бьются об отчаянную хватку, которой тот за него цепляется. И всё встаёт на свои места вновь. Забываются слова чужие о том, что он должен остаться с кем-то другим, что должен стать проводником и помощником в поисках какого-то сердца. И всё это кажется бредом, почти нереальным. Но о том что всё это было напоминают лишь несколько чёрных черточек на подушечках пальцев, маленьких, почти неприметных на карамельной коже, но всё же, это, как ему кажется, единственное напоминание о том, что кое-что между ним и человеком, бредящем о боге и его сердце всё-таки произошло. И он надеется, те сойдут, сойдут, окончательно пуская в забвение всё, что было связано с этим странным инцидентом. Кэйа обожает Альбедо и никаким более учёным в его жизни места не найдётся.

— Я схожу за маслом, — спокойно говорит алхимик, поднимая глаза на капитана, что оживится, и едва он выпустит его из объятий, с облегчением выдохнет, падая в постель, и он так довольно на него смотрит, словно выжидает.

И он облизывает губы, с вызовом смотря на него. Прикрывает глаза, руки в стороны расставив, и ему ничего не остаётся кроме того, как уйти прочь. Альбедо знает, Кэйа сейчас такой откровенный и искренний, что невольно что-то тёмное внутри разливается, ведь он весь такой обнажённо-честный лишь для него, и никто более не удостаивался того, чтобы видеть его в подобном состоянии. Никто более не владел его сердцем, не держал его так крепко… И он усмехается, быстро передвигаясь по ступеням. И сердце, точнее то, что создано вместо него, бьётся в ушах, заставляя его бежать как можно скорее. И хочется ему уделить ещё больше времени. И он почти не способен сопротивляться этому желанию.

Возвращаясь, Альбедо в спешке закрывает дверь, а потом усаживается на постель, позволяя обнять тому себя ногами. Кэйа раздет, и он цепляется за него, сжимает плечи и алхимик позволяет тому сбросить с себя плащ и после, он опускается, мягко целуя искусанные губы, и кажется ему что того давным-давно никто не трогал. И это ему льстит. Льстит то, что его безумно любят, не позволяя никому более к себе прикоснуться. И ему хочется зарычать, но вместо этого он проникает языком в чужой рот, принимается вылизывать нёбо, язык, протискивается в глотку, чувствуя как мелко дрожит под ним Кэйа, стискивая край его перчаток. Дрожит, и стоит ему оторваться, часто-часто принимается хватать ртом воздух. И алхимик довольно облизывается, смотря на растерянного капитана. И затуманенный взгляд и приоткрытый от возбуждения рот, кажутся ему прекрасной картиной, заслуживающей зарисовки, но он себя одёргивает. Никто не должен видеть его таким, а потому, более ни о чём не думая, Альбедо припадает губами к шее чужой, знает что это самое чувствительное местечко у его милого.

Тот заурчал, а потом принялся выводить языком по тому, после нарочно поддувая,