Впереди процессии шла когорта стражников, которые, бранясь и ругаясь, бесцеремонно расталкивали переминающихся с ноги на ногу людей, а особо медлительных награждали пинками или ударами плеток. Взобравшись на помост и подождав какой-никакой тишины — признаться, времени для этого потребовалось немало — Чикара достал из-за пазухи запечатанный продолговатый футляр, предназначавшийся для свитков, и прочистил горло.

— Рад поприветствовать вас всех в этот знаменательный день! Пусть дети ваши никогда не знают голода, а предки улыбаются, глядя на достижения своих потомков. Увы, наш всеми любимый владыка, Ставленник Богов, Мудрейший из ныне живущих, Хозяин земли и воздуха… — выслушивая все титулы императора, Кенджи не торопясь успел опустошить полный стакан — … его светлость господин Симада не смог сегодня поприсутствовать на церемонии лично, но просил передать всем и каждому его самые искренние благословления.

Со всех сторон послышались жиденькие аплодисменты; и хоть некоторые хлопали словам Хицу весьма искренне, остальные даже не отвлеклись от разговоров или же в открытую позевывали.

— Не буду тянуть время и рассказывать вам, по какой причине мы все здесь собрались. Хочу лишь напомнить, что этот Турнир целиком и полностью будет посвящен имени слишком рано покинувшего нас Юмы Сато — императорского мэцукэ, отдавшего жизнь на благо своей страны. Господин Сато был похищен и убит одним вероломным мерзавцем, чье имя я брезгую произносить даже про себя — но к счастью, нашлось несколько смельчаков, сумевших отомстить за смерть Юмы и вернуть его тело для погребения…

Кенджи буквально кожей почувствовал на себе сотни заинтересованных взглядов и надвинул шляпу пониже на глаза; Макото напротив надулся от гордости и выпятил грудь, нисколечко не стесняясь всеобщего внимания. Чикара же тем временем одним движением вскрыл футляр, вытащил на свет свернутый в трубочку свиток и развернул его.

— Настала пора узнать, кому посчастливится сразиться за право называться лучшим из лучших и навсегда увековечить свое имя в истории. Сато был настоящим воином и, я уверен, он счел бы честью стать рядом с любым из этого списка. Итак, первое имя — Кента Ива из Дома Цапли!

Соседняя галерея буквально взорвалась овациями и радостными воплями; лишь мельком Кенджи успел увидеть невысокого парня с длинными волосами, стянутыми в пучок на затылке, а после он скрылся за друзьями и близкими, спешащими поздравить счастливца.

— Пересекался с ним пару раз, — прошептал Макото. — Очень скрытный парняга — ни с кем близко не общается, вечно себе на уме. Но вроде как неплохой боец. Я слышал, он как-то на спор подбросил в воздух три яблока и прострелил их одной стрелой.

— Нэн Хисару из Дома Паука!

На противоположной трибуне Кенджи увидел девушку, которую они вместе с Сато как-то встретили на пути в замок Такэга. Казалось, это было так давно, будто бы в прошлой жизни, но Нэн опять была одета в длинное мешковатое платье и также скрывала лицо за широкой шляпой; разве что теперь ее наряд был песочного цвета.

— Гляди-ка, даже глазом не повела, — завистливо протянул Макото. — Правду говорят, наверное, что характер у нее как у гадюки… Один паренек как-то раз ей вслед неудачную шутку отпустил — что-то там про то, что самые сочные дыньки всегда в тени прячутся — так она его часа три по воздуху своими элементалями туда-сюда гоняла, бедняга чуть кишки на землю после не выблевал.

— Сузуму Хака из Дома Кошки!

Первый участник не из Великого Дома и поэтому находящийся среди толпы издал громкий вопль и поднял ввысь руки. То был невысокий коренастый мужчина лет так сорока с обритой налысо головой и окладистой бородой.

— Мерзкий тип, — поморщился Макото. — Не зря его за глаза Стервятником кличут. Ты, наверное, не знаешь, но он уже принимал участие в Турнире, когда еще совсем молодой был, лет пятнадцать назад. Он в какой-то темной истории был замешан — говорят, встретился как-то ночью с другим участником в темном переулке, так тот там и остался в грязи лежать с перерезанным горлом. Стервятник потом утверждал, что просто защищался — но власти решили расследование прикрыть и дельце замять, чтобы прямо во время Турнира грызня не началась, списали смерть бедолаги на несчастный случай, а от семьи откупились. Сузуму же на следующий день сам отказался от дальнейшего участия — дескать здоровье не позволяет. Ага, как же, у Стервятника его на десятерых хватит — ты гляди, шея как у быка, только что ворот не лопается…

— Шуноморо Ямо из Дома Плюща!

Кенджи аплодировал так сильно, что едва не отбил себе ладони, искренне радуясь за друга, Макото безуспешно пытался докричаться до здоровяка, чуть не сорвав голос, сам же Шу хоть и сиял как начищенный пятак, но с виду сохранял привычную невозмутимость. Чикара произносил одно имя за другим и каждого нового счастливчика толпа встречала ликующим ревом. Но вот неизвестен остался лишь последний участник, главный советник сделал паузу, чтобы промочить горло — а может и нагнать интриги — Макото же закрыл глаза и беззвучно зашевелил губами, наверное, взывая к судьбе, удаче, богам и всем, кому только можно.

— И имя последнего претендента на звание чемпиона, который будет биться не только за себя, но и за честь своих семьи и Дома…

Первое время Кенджи просто глупо моргал глазами, услышав собственное имя. А после чуть не рухнул на пол под лавиной Змеев, кинувшихся поздравлять собрата.

За прошедшие несколько дней плечи Кенджи выдержали столько дружественных ударов и похлопываний, что с них не сходили фиолетовые синяки. Практически каждый встреченный им самурай — независимо от того, был ли он хотя бы отдаленно знаком с Кенджи или видел его в первый раз — тут же бросал все свои дела, считая святым долгом как минимум пожелать ему удачи в предстоящем Турнире. А то и дать пару-тройку наставлений, поделиться своим мнением насчет возможных противников, предложить показать какой-нибудь особо хитрый прием — который, конечно же, знал только непрошеный советчик и никто более — порекомендовать знакомого оружейника, предложить пропустить стаканчик-другой в ближайшем кабаке…

Если поначалу Кенджи терпеливо выслушивал любого, кто желал перекинуться с ним словечком, то вскоре любопытствующих стало уже до неприличия много; и не успевал он кое-как отвязаться от одного, как на его месте тут же вырастало двое других. Кенджи пытался было вежливо объяснять, что у него вообще-то не столь много времени, чтобы тратить его на болтовню с незнакомыми людьми, но, увы, внимали ему немногие; остальные же либо попросту игнорировали все его намеки, либо те вызывали только новый шквал расспросов.

Из-за всего этого Кенджи практически потерял возможность спокойно передвигаться по городу без хвоста непрестанно шушукающихся зевак, следящих за каждым его шагом. Если он и выходил на улицу, то лишь ночью и в качестве маршрута выбирал самые немноголюдные проулки, старательно избегая рынков, площадей и центральных бульваров. Впрочем, помогало это лишь отчасти, так как с каждым днем в Каноку прибывало все больше народу, желающих поглазеть на знаменитый Турнир, и гуляк можно было встретить даже в самый поздний час. Именно поэтому сидя на втором этаже таверны «Две кружки» — не самого популярного заведения, надо сказать, располагающегося почти на самой окраине столицы — он, даже не выглядывая наружу, мог легко поставить на то, что сейчас на улице переминаются с ноги на ногу добрая дюжина людей, если не пара десятков.