Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нина Александровна с отсутствующим видом грызла на веранде семечки, сплёвывала шелуху на пол. В посвежевшем воздухе сладко пахло цветами. В конуре, высунув наружу лохматую морду, чутко дремал пёс.
— Может, картошечки отварить? — любезно предложил Илья Исидорович. — Проголодались, поди. Цельный день на ногах. Тоже служба, не приведи господи.
Николай Николаевич сидел на скамье под кустом сирени. От угощения он отказался. Кивнул на конуру.
— Хорошая собачка.
— Умница, — подтвердил Бахромцев.
— Стережёт?
— Лучше милиции.
— Как бы её в сарай минуток на десять или в гараж. А?
— Мешает?
— Что вы? Она же умница. Просто хочется посмотреть, не сыро ли под её домиком. Не получила бы ваша собачка ревматизма.
Илья Исидорович отвёл пса в сарай. Подняли конуру. Штырь мягко прошёл в землю и царапнул по металлу.
— Лопату, — приказал Шапранов.
С веранды настороженно выглянула «квартирантка». На губах у неё прилипла шелуха от семечек.
Из земли вытащили кусок проржавевшего кровельного железа.
У Ильи Исидоровича насмешливо поблескивали глазки.
— Не сыро? — поинтересовался он.
— Мудрый вы человек, Илья Исидорович, — похвалил Шапранов. — Самое сухое место для собачки выбрали.
Уезжали ни с чем. Солнце уже опустилось за деревья дачного посёлка. В зелёном, как незрелое яблоко, небе с криками носились стрижи.
— Заезжайте, всегда рады, — таял в улыбке Бахромцев, провожая гостей через сад.
Он ногой отшвырнул с тропинки кошку, стукнул железной щеколдой калитки.
— Как пляжик? — спросил шофёр, когда Николай Николаевич опустился на сиденье.
— Припекает, — ответил Шапранов. — Того и гляди завтра шкура полезет.
Еще одна идея
Недалеко от станции Ланской, на углу Сердобольской улицы и проспекта Карла Маркса, под открытым небом раскинул грибки-столики павильон «Мороженое». У глухой стены выстроились похожие на холодильники автоматы с газированной водой. Трехметровые афиши призывали пить фруктовый сок и хранить деньги в сберегательной кассе. Под афишами шумел город. Плыли шаги по асфальту, гремели и взвизгивали на повороте трамваи. По гулкому мосту над улицей катили к станции зелёные электрички.
Гоша с Олей устраивались на шатких стульчиках под выгоревшим полотняным зонтом. Мороженое таяло в вазочках и во рту.
— Нравится? — спрашивал Гоша.
— Угу, — кивала Оля. — Очень.
— Я могу ещё взять.
— Нет, спасибо. Больше не хочу, — говорила она. — А знаешь, папа сказал, что вон в том доме перед самой революцией Ленин жил. Сейчас в той квартире музей. Папа обещал, что мы туда сходим. Пойдёшь с нами?
— Не знаю, — пожимал плечом Гоша. — Давай ещё возьму. Земляничного.
— Да нет. Я же сказала: не хочу.
Она без конца хвасталась своим папой и тащила Гошу на Чёрную речку, к месту дуэли Пушкина, где торжественно и печально шептались над обелиском тополя. Она рассказывала, что станция Ланская названа так по фамилии помещика, который когда-то построил здесь усадьбу. Всё это она узнала от папы.
— Ты приходи к нам, — звала Оля. — Он у меня знаешь какой!
С Сердобольской они возвращались вдоль железнодорожной насыпи. Они медленно шли мимо длинного ряда жёлтых гаражей, под мостом, что лёг над проспектом Смирнова, мимо прижавшихся к линии деревянных домиков с огородами и садами. Снижаясь, насыпь круто брала влево, огибая новый жилой массив. Сразу за линией начинался Удельнинский парк.
Оля рассказывала, что совсем недавно тут был пригород. Электрички из Сестрорецка и Зеленогорска делали здесь последнюю остановку перед городом. А теперь Ленинград перешагнул через бывшую помещичью усадьбу и пошёл строиться дальше.
— Папа говорит: город выходит к Финскому заливу.
— Ну и что? — отзывался Гоша. — Это все знают. Там дома ещё не такие строят. Высотные.
— Ещё не строят, — поправляла она. — Там болото. Сейчас его засыпают, а потом начнут строить.
Уязвлённое Гошино самолюбие выискивало, чем бы сразить Олю. Он похвастал перед ней своей коллекцией.
— Ой, как интересно! — обрадовалась она. — Двести лет назад приносили купцу такую денежку и что хочешь за неё покупали. И, наверное, какой-нибудь мой прапрапрадедушка тоже покупал. А Елизавета Первая — это дочка Петра Первого? Да?
И сама же на другой день подтвердила:
— Точно, Петра Первого. Я в энциклопедии посмотрела. При Елизавете жили Ломоносов и Суворов. Представляешь? Может, этот самый рубль лежал в сюртуке у Суворова. Суворов через Альпы переходил, а рубль у него в кармане позвякивал.
Удивительно, до чего она любила фантазировать и придумывать всякие небылицы. Увидит птичку в парке, удивляется:
— Смотри, наверное, она из Африки прилетела. Прыгала там по пальме или по кофейному дереву, а внизу жирафы прохаживались.
Она каждой ерунде удивлялась. Сидит на бетонной плите, читает книжку. Вдруг поднимет голову и захлопает ресницами.
— Вот интересно. Почему это раньше в домах делали и парадный ход и чёрный? А теперь только парадный. Нужно у папы спросить.
Гоша тоже спросил у папы. Но папа не успел ответить, за него ответила мама.
— Для экономии, — сказала мама. — У нас на всём экономят. Даже ванна и та сидячая. Это же додуматься нужно — сидячая ванна! Скоро уже начнут стоячие ванны делать.
Оля объяснила иначе:
— Папа говорит — потому, что раньше люди делились на богатых и бедных. Богатые ходили в дом по парадной лестнице, а бедные, прислуга всякая, чернь, как её называли, по чёрной.
Гоша хмуро поддакивал:
— Это и без папы твоего ясно.
Гуляя однажды в парке, они набрели на старый бревенчатый домик. У покосившегося крыльца шумела листвой большая замшелая берёза. Густые ветви покачивались над трухлявой крышей, словно сметали с избушки пыль. В косых рамах острыми углами торчали остатки выбитых стёкол.
— Прелесть какая! — обрадовалась Оля. — Наверное, тут жил лесник помещика Ланского. Помещик ездил на охоту и заходил к нему в гости.
— Ну да, — хмыкнул Гоша. — От того времени давно ничего не осталось.
— Почему не осталось? А деревья? Они знаешь сколько живут? Больше двухсот лет. Наверное, эту берёзу лесник специально у крыльца посадил. Построил дом и посадил тоненькую берёзку.
Нет, Гоша не разделял Олиных восторгов. Он смотрел на жизнь трезво. Что из того, что какой-то лесник посадил когда-то у своего дома берёзу? Посадил — и ладно.
Когда про лесную избушку узнал Денис, он отнёсся к ней по-своему. У него сразу родилась новая идея.
— Соображать нужно, — сказал он. — Отличное помещение для штаба. Теперь будем собираться не у дуба, а здесь.
После ссоры из-за чижика, который чуть не угодил Денису в лоб, ребята два дня толкались по магазинам. Денис решил, что «насквозь» быстрее всего можно увидеть продавцов. Недаром про них пишут столько фельетонов. Ходили в гастроном, в