доверяю дождю.

Мальвина

Из коробки на мир, из витрины –

Тонкая, больная Мальвина.

Ручки-ножки, палочки-ветки,

Пей, малышка, цветные таблетки.

А она, вдоль леса, по краю,

Возрождаясь и вновь погибая,

Возрождаясь и снова теряясь –

Но болезни своей не сдаваясь.

Она лучше погибнет в полёте,

Лучше станет крылом в самолёте,

Лучше встретит последний рассвет,

Чем в стекле проведёт сотни лет.

Что начертано — случится

Что начертано — случится,

Что должно — тому и сбыться,

Нас судьба ведёт по свету

За разменную монету.

И от рока не укрыться,

Не забыть и не забыться,

Шаг по льду неосторожный –

Все мы под законом Божьим.

Чертополох в бокале

Мне кто-то положил в бокал чертополох

А пить нужно до дна, и сердце стынет.

Я пальцами впиваюсь в белый мох –

Во рту уже бескрайняя пустыня.

Глаза с пытливым холодом глядят,

Как будто я — блоха под микроскопом.

И я глотаю этот сладкий яд,

Застывший между выдохом и вдохом.

Появится новый и свежий…

Нет крови в остатке клеток

Сама себя умножаю на ноль -

То ли выпить таблетки,

То ли найти алкоголь…

То ли райские кущи,

То ли ближайший кювет.

Пусть меня Данко научит,

Чему не смог пропитый валет.

Говорят, я себя разрушаю,

Но на деле — обломки давно.

Я витринный образчик, что с краю

И вместо мыслей — вино.

Появится новый и свежий…

Скажет: «Дамам лучше не пить!»

А я усмехнусь, я невежа,

Потому что не умею любить.

И он уйдет, быстро шагая,

Я снова буду одна –

Сама себя проклиная

И осадок выпивая до дна.

Сны роботов

У меня есть график — линия,

И посчитаны протоны.

Извини, но эта химия,

Мне и правда — не знакома.

А ты бьешься у железа,

Непонятный мне филолог…

Сердца, желудочки, протезы –

Не плачься мне, я не психолог!

Как ты в бездушный автомат

Умудряешься влюбиться?

Ты даже жалок и не рад –

Ты простой самоубийца.

Расскажи скорей про звезды,

Давай сыграем на гитаре:

Для чего такой ты создан?

Вдруг сердце каменно ударит…

Детская

Во мне три тысячи метаний

Тугой комок в груди залёг

Мы в гробовом идём молчаньи,

А раньше — громко и взахлёб.

Так почему мы оробели?

Чему причина? Где итог?

А мы всего лишь повзрослели

И выросли из детских строк.

В таком беззвучии не легче –

Ведь каждый в этой тишине

Сбивает шаг и горбит плечи,

И верит — вся любовь не мне.

Время волшебства

Опустились синие сумерки

На зелёный лиственный лес

И кажется, что в этом сумраке

Наступает время чудес…

Качаются ветви дубовые,

Шумит шоссе вдалеке,

И мы — без причины весёлые –

Жизнь живём налегке.

Внутри меня

Зови экзорциста, святой водой окропи –

Я сошла с ума, и мысли сбила с пути.

От счастья такого очумевшие скачут строки,

Звенят свежим металлом, сыплются по дороге.

Забегают в овраг и в самую лезут чащу –

Они моего безумия лучший образчик.

Они моей души — верное знамя,

Что щедро приправлено страхами и грехами,

Не всякий отважится пробовать — слишком остро

Для тех, кто решится, внутри меня целый остров.

Там робинзонит запылившая крылья надежда:

Осатанела, меня обзывает невеждой,

А я возвожу вокруг неё целый купол –

Чтоб не сломала кости нелепостью глупой.

Мельница чудес

Кто-то оставил на облаке мельницу,

И забыл остановить процесс…

С неё сыпет метелицей

И нам шлёт ожиданье чудес.

Вернётся мельник, прервёт работу,

Снег и вправду перестанет трусить…

Глянет вниз, скажет: «Вышло неплохо,

Надо бы через год повторить…»

Лифт

Восемнадцать — я не знаю, куда мне бежать,

Я могла б подождать,

Но все ждут, что я встану и буду решать…

Это жизнь.

Еду в лифте, считаю подряд этажи,

А пора бы считать социальные лифты.

Быть упрямым…

Учат страху, лицо наклонить,

Но почему-то не учат драться.

Людям страшно на свете жить –

Нас всё время учат бояться.

А я встану, устав лежать,

Меня снова повалят на пол.

Почему меня учат быстро бежать,

А не быть упрямым солдатом?

Нужно вовремя выбрать свои пути –

О терроризме висят плакаты.

Но и там одна дорога — уйти,

А не бить до кровавой ваты.

И мы по жизни неровно идём,

Не умея давать отпоры.

Мы терпим дожди, спасения ждём,

Будто судьбы крали, как воры.

Репродуктор

И выйдя на улицу, взглядом найдёшь репродуктор,

Молясь, чтобы вправду молчала упрямая жесть,

Ты больше не думаешь, что любая тревога — так круто,

Над городом виснет рваная нервная сеть…

Прокашлялся рупор и этим спугнул голубей,

А город весь замер в мурашках и бьющемся пульсе.

Кто-то крикнет, и вздрогнет, и станет прятать детей,

Небо трясётся в припадке и спазмах конвульсий.

Вот вроде бы всё, бой кончился, город спасён,

Люди выйдут на улицы, в небо головы, стянуты шапки.

И серым остовом на столбе всё равно висит Он,

Но теперь обещает, что всё уже будет в порядке.

Снежинки

У каждой снежинки есть маленький парашют,

Она летит, надеясь, что её не собьют.

Каждый снежок — это капля огромного моря,

Летит, растворяясь в бело-молочном просторе.

Люди, завидев, кричат: это белые мухи.

А они готовы развеять глупые слухи.

Они = хрустальные дети синего неба.

Не мухи, что ищут варенья и черствого хлеба.

У них свои цели и даже, поверьте, задачи,

Но знает об этом только маленький мальчик.

Он маме скажет, скрывая своё торжество:

«Летят дети неба, а значит, идёт рождество!»

Ангелы падают вниз

Ангелы падают вниз от чернильного неба

Это знают все люди, даже коты и псы

Ангелы бьются с тенями, которые слева