— Иди, — сказал он, и я пошла.

Теперь, когда брат меня не отвлекал, я смогла досконально рассмотреть кампус с его безукоризненным, слишком живописным великолепием. Из земли торчали толстые стебли изумрудной травы — их подрезали с точностью до миллиметра, чтобы они ничем не отличались друг от друга. Просторный двор разделял пространство на окаймленные цветами квадраты. В одной части кампуса находилась витиевато украшенная библиотека с колоннами, в другой — кафетерий и гимнастический зал без окон. Классные комнаты и административный офис властвовали в последних двух четвертях территории. Воздушные арки и выложенные кирпичом дорожки соединяли здания друг с другом и вели к журчащему фонтану в центре.

Я почти ожидала, что из зданий вырвутся лесные создания и затянут какую-нибудь песню. Все в этом месте вопило: «Мы здесь идеальны, и ты тоже будешь идеальна!» Неудивительно, что мама выбрала именно эту школу.

Я почувствовала себя вульгарно одетой в своих джинсах и футболке. В Кройдене существовал дресс-код, но, поскольку нас сюда поздно перевели, нашу форму пока не доставили. То, что я теперь оказалась в частной школе вместо бесплатной, в одном из младших классов, да к тому же в середине триместра, было само по себе достаточным мучением, даже без клетчатых юбок и гольфов. Но мама была снобом и не доверяла бесплатным школам такого большого города. А после всего, что случилось в декабре, я была не в состоянии серьезно оспаривать ее решения.

Я взяла у школьного секретаря наше расписание и карты и вернулась на улицу, где Даниэль висел на телефоне.

— Как мама? — спросила я.

Брат слегка пожал плечами.

— Просто проверяет, как дела.

Он просмотрел мое расписание.

— Мы уже пропустили один урок, поэтому твоим первым занятием станет…

Даниэль перебрал бумаги и объявил:

— Математика.

Замечательно. Просто замечательно.

Брат рассматривал ту часть кампуса, что находилась под открытым небом; двери классов выходили наружу, как двери комнат в мотелях. Спустя несколько секунд он указал на дальнее здание.

— Это должно быть вон за тем углом. Послушай, может, я не увижусь с тобой до ланча. Хочешь поесть со мной или еще чем-нибудь заняться? Мне нужно поговорить с директором и руководителем музыкальной школы, но потом я могу тебя найти…

— Нет, все в порядке. Со мной все будет хорошо.

— В самом деле? Потому что нет никого, с кем я предпочел бы есть мясо неизвестного происхождения.

Он улыбнулся, но я видела, что он беспокоится. Даниэль присматривал за мной, как и положено старшему брату, с тех пор как меня выпустили из больницы, хотя делал это куда незаметнее, чем мать, и, следовательно, не так раздражал.

Но мне пришлось приложить большие усилия, чтобы убедить его, что сегодня у меня не будет нервного срыва. Я как можно лучше изобразила скуку подростка и, когда мы приблизились к зданию, еще не сняла этой защитной маски.

— В самом деле. Я в порядке, — повторила я, для пущего эффекта возведя глаза к небу. — А теперь иди, прежде чем провалишься в школе и умрешь бедным и одиноким.

Я слегка подтолкнула его, подчеркнув тем самым свои слова, и мы разошлись.

Но, когда я пошла прочь, моя гримаса начала давать трещины. Вот нелепость. Сегодня же не первый день в детском саду, хотя первый день в школе без Рэчел… Первый за целую жизнь. Но то был первый день из очень многих. Мне нужно было взять себя в руки. Я сглотнула — у меня саднило в горле — и попыталась разобраться в расписании:

«Продвинутый курс английского языка, мисс Лейб, кл. Б35

Элементарная математика, мистер Уолш, кл. 264

История Америки, миссис Маккрири, кл. 4

Искусство, миссис Галло, кл. Л

Испанский язык, мисс Моралес, кл. 213

Биология, миссис Приета, пристройка».

Безнадежно.

Я побрела по дорожке к зданию и стала рассматривать номера аудиторий в поисках нужной, но прежде нашла торговые автоматы: четыре штуки стояли в ряд у задней части здания, перед столиками под навесами. При виде них я вспомнила, что пропустила завтрак, и огляделась по сторонам. Я уже опоздала. Еще несколько минут не в счет.

Положив бумаги на землю, я вытащила свой кошелек с мелочью. Но, вставив в машину четвертак, я выронила тот, что держала в другой руке. Я наклонилась за ним, так как деньги у меня были лишь на покупку чего-то одного. В конце концов, нашла монету, вставила ее в прорезь автомата и набрала комбинацию букв и цифр, которая даровала бы мне спасение.

Четвертак застрял. Невероятно.

Я снова набрала цифры. Ничего. Мои «эм-энд-эмс» оставались в автомате.

Я схватила автомат с двух сторон и попыталась его потрясти. Бесполезно. Тогда я пнула его. По-прежнему ничего. Я сердито уставилась на дурацкое устройство.

— Отдай!

Я подкрепила свое заявление еще несколькими бесполезными пинками.

— Ты не умеешь контролировать свой гнев.

Я круто обернулась, услышав сзади теплый голос с легким британским акцентом.

Тот, кто это сказал, сидел на столике под навесом. Общего потрепанного вида этого человека оказалось почти достаточно, чтобы отвлечь мое внимание от его лица. Мальчик — если его можно было так назвать, поскольку, судя по виду, он ходил в колледж, а не в среднюю школу, — носил «чаксы»[10]со сквозными дырами, без шнурков, и был одет в тонкие угольно-черные штаны и белую рубашку на пуговицах. Он был строен, даже худощав. Свободно завязанный галстук, расстегнутые манжеты; рядом с ним небрежно валялся блейзер. Мальчик сидел, беспечно откинувшись назад и опираясь на ладони.

Его сильные челюсти и подбородок покрывала легкая щетина, как будто он не брился несколько дней, а глаза в тени навеса казались серыми. Пряди темно-каштановых волос торчали во все стороны — будто только что встал с постели. В сравнении со всеми, кого я успела повидать во Флориде, он мог считаться бледным, то есть не был оранжевым.

Он был красив. И улыбался мне.

Он улыбался мне так, как будто мы были знакомы. Я повернула голову, гадая, не стоит ли кто-то у меня за спиной. He-а. Никого там не было. Когда я снова посмотрела туда, где сидел мальчик, он исчез.