его в гречишный мед, а пьет свою подслащенную водичку, которая заглушает голод, и пчелы ползают по его плечам… И он воевал с фашистами, а медали ему не надо.

Коля сполз со скамейки и пошел прочь… Но через некоторое время он вернулся. Взял со стола остывший корж. Аккуратно завернул его в чистую тряпицу и положил в дедушкин сундук, где лежали старые сапоги, шапки, дратва, мешок с самосадом и штык, привезенный с прошлой войны.

Память

После урока в пустом классе сидела черноголовая девочка и рисовала. Она подперла щеку кулачком, от чего один глаз превратился в щелочку, и старательно водила кисточкой по листу бумаги. Время от времени девочка отправляла кисточку в рот, и на губах виднелись следы всех красок ее небогатой палитры. За этим занятием ее и застала завуч Антонина Ивановна.

– Тебя оставили после уроков? – спросила строгая наставница, и в пустом классе ее голос прозвучал гулко и раскатисто.

– Нет, – отозвалась девочка и нехотя встала. – Я рисую.

– Почему не идешь домой?

– У меня скоро кружок. – Девочка по привычке отправила кисточку в рот. – Я хожу в танцевальный.

Антонина Ивановна собралась было уходить, но девочка остановила ее неожиданным вопросом:

– Вы Лиду помните?

– Какую Лиду? – Мало ли на своем веку завуч знавала Лид вроде этой черноголовой. – Какую Лиду?

– Лиду Демеш.

– Из какого класса? – почти механически спросила завуч.

– Она не из класса, – ответила девочка. – Она из Орши.

Слова «из Орши» почему-то заставили Антонину Ивановну задержаться. Учительница опустилась на краешек парты, задумалась.

– Она спала на минах, помните?

– На минах?

– Она спала на минах. Одна в холодной сараюшке. Мины могли взорваться. Вы приходили к Лиде за минами. Помните?

Черноголовая как бы взяла за руку пожилую учительницу и привела ее в покосившийся сарай с крышей из ржавого, отслужившего железа. Дверь открывалась со скрипом. Внутри было темно, пахло дровами и прелью. А в дальнем углу стояла койка на кривых ножках.

– Вспомнила, – с облегчением сказала Антонина Ивановна, и ее голос прозвучал задумчиво, приглушенно, словно донесся из Лидиной сараюшки. – Мины лежали под койкой, в груде битого кирпича.

– Верно, – подтвердила девочка.

Со стороны разговор завуча и девочки выглядел очень странно. Девочка вспоминала то, чего она в силу своего возраста не могла помнить, и как бы задавала учительнице наводящие вопросы.

– А помните, как Лида торговала яйцами?

– Какими яйцами?

Антонина Ивановна слегка покраснела – уж слишком много получалось наводящих вопросов.

– Обыкновенными яйцами, – пояснила девочка. – Лида выносила на станцию полную корзину. А вы в это время подкладывали под состав мину.

– Верно! Немцы бежали от вагонов к Лиде, совали ей засаленные марки, а я делала свое дело… Что ты еще помнишь о Лиде?

Антонина Ивановна и не заметила, как вместо «знаешь» сказала «помнишь». На какое-то мгновение ей показалось, что обо всем, что в годы войны происходило в Орше, она впервые узнаёт со слов своей ученицы. И оттого, что маленькая ученица так уверенно ориентируется в ее военном прошлом, пожилая учительница почувствовала себя защищенной от разрушительной силы забвения. Теперь она настойчиво прокладывала дорогу в свое прошлое, благо в этом трудном занятии у нее оказалась прекрасная помощница.

– Что ты еще помнишь о Лиде?

– Накануне праздников Лида всегда стирала свой пионерский галстук. Она же не носила его?

– Не носила. Но стирка галстука напоминала ей мирное время. Хотя мыло было на вес золота.

– На вес золота? Мыло? – удивилась черноголовая и тут же продолжила свой рассказ: – Однажды Лиду застал полицай.

– Она мне об этом не рассказывала, – нерешительно сказала завуч.

– Застал, – уверенно повторила девочка. – Но Лида не растерялась – выплеснула воду на кирпичи. Красный галстук слился с кирпичами.

В это время дверь отворилась, и в класс, очень невысоко от пола, просунулась стриженая голова. Тонкий голосок, заикаясь, произнес:

– Вв-вас директор зз-зовет!

Голова исчезла. Антонина Ивановна, однако, не спешила уходить.

– Ты откуда знаешь про Лиду? – спросила она.

– Знаю. – Девочка внимательно смотрела на завуча, при этом облизывала кисточку. – Я и про вас знаю… Юная партизанка Тоня Кулакова…

– Тоня Кулакова, – подтвердила Антонина Ивановна и посмотрела на свою маленькую собеседницу как бы издалека. – Я ведь тоже была девчонкой. На два года старше Лиды.

– Лида все время толкалась на станции. Среди фашистов. Считала вагоны. Заглядывала внутрь. И записывала.

– А я доставляла записочки партизанам.

Теперь разговор строгой наставницы и ученицы напоминал встречу двух бывалых людей, когда один помогает вспоминать другому и две человеческие памяти сливаются в одну

– Лида не только хранила мины, она собирала их, – говорила девочка. – Она была ловкой и осторожной. Ни одна мина не взорвалась в ее руках.

– Мина не взорвалась, – подтвердила Антонина Ивановна и опустила голову, – но Лида погибла…

Две собеседницы замолчали,