Она настежь распахнула окно… Убрала со стола, вышвырнула остатки суши в мусорный бак. Выбрасывает на помойку пятьдесят евро – пусть! Она готова выкинуть из квартиры все, что напоминает ей о Маркусе Вебере. Закончив уборку, Беатриче прошла по длинному коридору в свою спальню и плюхнулась на софу. Гнев еще не улегся – бьет дрожь; горят щеки… Схватить бы первый попавшийся под руку предмет и расколоть на мелкие кусочки! Как она устала… И вдруг остро почувствовала – противные тянущие боли в животе мутят сознание…

Беатриче закрыла глаза и положила руки на живот: ребенок толкается внутри, недавняя ссора не прошла для него бесследно. Она провела рукой по животу, как бы успокаивая маленькое существо. Боль не прекращается… О, живот стал твердым, как доска.

Это схватки! Хотя… для них слишком рано – идет всего тридцатая неделя. Мысли стали путаться. Что ей делать, что?.. Надо… надо носить бандаж! Это она подумала уже четко. Тяжело поднялась и еле-еле побрела в ванную комнату.

Мышцы болят, будто она только что сошла с боксерского ринга… Беатриче наполнила ванну теплой водой и добавила туда несколько капель эфирных масел: мелиссы, апельсиновых цветков и жасмина. Эффект таких масел она испытала на себе, будучи в Бухаре. Совсем другая жизнь, другое время…

Она разделась и села в ванну, ощущая всем телом благотворное тепло. Вдыхала ароматы масел и постепенно погрузилась в воспоминания о своем странном путешествии… Оно привело ее не просто в другую страну, а в другое время, другой мир. Грезилась Бухара: ароматы восточных базаров, купальни эмира, голоса муэдзинов… Роскошные дома местных купцов с изысканной медной посудой и драгоценными коврами – и ужасающая бедность, грязь, нищета.

В памяти всплыли люди, сопровождавшие ее в прогулках по Бухаре. Вот Зекирех – сильная несгибаемая женщина; она стала ее подругой. Вот Саддин – кочевник, которого она любила и ненавидела и в конце концов спасла ему жизнь. Но главный человек в том мире, конечно, Али аль-Хусейн, отец ее ребенка.

Не объяснить самой себе, как ей пришло в голову открыть всю правду именно Маркусу. Этот холодный, расчетливый человек, лишенный всякой фантазии, никогда не поймет ее. Она сама с трудом осознавала, что все это действительно произошло с ней. Возможно, она сошла с ума…

Разве не сумасшествие в какой-то миг потерять сознание – и очнуться совершенно в другом месте, мало того, в другой эпохе?! В ту ночь одна старая арабка, ее пациентка, подарила ей камень – сапфир. Камень Фатимы – так Беатриче его назвала.

Теперь по утрам она часто просыпалась с мыслью, что пережила всего лишь сон – магический камень не уносил ее в мир средневекового Востока. Никогда она не жила в гареме бухарского эмира, не знала Али аль-Хусейна ибн-Абдалу ибн-Сину, знаменитого врача, в последующие столетия его назвали Авиценной. Но в ней растет ребенок, и это объясняется лишь тем, что его отцом стал Али аль-Хусейн, живший тысячу лет назад. От одной мысли, что такое возможно, сойдешь с ума.

В животе опять болезненно заныло. Али аль-Хусейн… Как ей не хватает этого человека – интеллигентного, несколько высокомерного, остроумного. Ночи напролет они вели беседы, спорили и смеялись. Иногда он являлся ей в снах: лежит рядом, стоит протянуть руку – и коснешься его густых черных волос, как тогда, в Бухаре…

Иной раз казалось даже, что она ощущает его запах, своеобразный, терпкий – запах фимиама, иссопа, мирры, мелиссы, цветов апельсинового дерева… Этой смесью пряностей Али пользовался при лечении своих больных, и аромат стал частью его самого, насквозь пропитал одежду, волосы, кожу (так запах дезинфекции въедается в одежду современных хирургов). Может быть, поэтому ее так влекло к нему. Они ведь родственные души, почему им не суждено быть вместе всю жизнь?..

Беатриче, вздохнув, растянулась в ванне. Если бы камень Фатимы и впрямь обладал чарами, о чем ей поведала старая арабка, он, наверное, дал бы ответы на все ее вопросы, посвятил во все тайны. Но сапфир лежит, завернутый в махровое полотенце, в дальнем углу платяного шкафа. С той самой ночи, когда она впервые увидела фрау Ализаде, до своего возвращения из Бухары Беатриче ни разу не прикоснулась к нему. Иногда тянуло снова взглянуть на камень, погладить его, но что-то всегда ее останавливало, – может быть, боялась, что камень помимо ее воли перенесет не к Али, а в какую-нибудь ненужную страну, в ненужное время.

Беатриче бережно погладила еще не рожденного ребенка. Она часто думала, что расскажет ему, когда подойдет возраст, о его отце. «Только правду, – уверяла она себя… и его. – Тебе я расскажу всю правду!»

В этот момент живот страшно напрягся – пришлось вцепиться зубами в руку, чтобы не закричать от боли. Что с ней происходит?.. По-видимому, ванна не оказала ожидаемого ею расслабляющего действия. Может быть, лучше просто спокойно походить по квартире?..

Но и это не помогло. Тогда ее обуял страх. Боли усиливались и повторялись все чаще. И чем сильнее они были, тем больший страх испытывала Беатриче, а с ростом страха учащались боли. Замкнутый, порочный круг, из него нет выхода… В конце концов она не выдержала и схватила телефонную трубку.

Словно в трансе, Беатриче наблюдала, как темноволосый санитар накладывает на ее правую руку манжетку тонометра. Как его имя?.. Нет сил вспомнить, хотя она довольно хорошо знает этого парня, как и другого, рыжего. Оба работают в ее больнице, часто общаются с ней в травматологическом отделении, куда доставляют больных: с подозрением на непроходимость кишечника, с почечными коликами или после несчастных случаев. В голове не укладывается, что сейчас она сама – пациентка. Вопреки рассудку Беатриче надеялась, что вот-вот очнется и все окажется кошмарным сном.

Рыжий захлопнул дверцы машины «скорой помощи» и ловко вскарабкался на водительское сиденье.

– Как там у вас? – обернулся он к сидящему рядом с ней санитару.

– Можем ехать!

Пока рыжий заводил мотор и включал сирену, другой взял лежащие поверх носилок стетоскоп и тонометр – надо измерить кровяное давление. Беатриче хорошо знала спартанское, но очень целесообразное устройство этих машин: когда-то сама работала на «скорой» – проходила хирургическую практику. Но сейчас впервые смотрела на все глазами пациентки – с радостью отказалась бы от этой роли.

– Сто десять на шестьдесят! – радостно прокричал санитар.

Не раз Беатриче отмечала, что санитары, как правило, в хорошем настроении. Может, от сознания, что именно они спасают людей. А ведь они просто доставляют пациентов в больницу, а тут уж ими занимаются врачи. Как складывается их дальнейшая судьба, они не знают.

– Сколько недель беременности?

– Тридцатая пошла.

Ответила и сразу почувствовала приближение новой схватки. Рыжий даже присвистнул.

– Слишком рано. А в больнице знают, что вы едете?

Она кивнула.

– Позвонила сначала в больницу. Коллеги из родильного отделения в курсе.