Саша взяла деньги, еще раз перечитала договор и в конце концов подписала его. В графу «Исполнитель» она внесла свое имя, фамилию, отчество и данные паспорта. В графе «Заказчик» не значилось ничего.

– Я впишу свое имя потом. – Дама сложила договор и спрятала его в сумочку. – Ну что ж, удачи вам.

Она направилась к выходу, но Саша остановила ее:

– А как же ваш телефон?

– Я вам позвоню сама, – бросила та и нетерпеливо дернула плечом:

– Ну, позвольте мне выйти, я и так опаздываю.

Заперев за женщиной дверь, Саша поняла, что она даже имени ее не знает. «Ну и история… – Саша все еще не могла опомниться после этого визита. – Она ведь даже не представилась. Вроде бы не хамка, просто богатая женщина. Мое имя знает, этого ей достаточно… Почему?..»

Она и сама не понимала – то ли оскорбилась таким отношением, то ли ее позабавили странные манеры заказчицы. «Зато она прекрасно знает, что ей нужно, и здорово торговалась в мою пользу!»

Саша достала из кармана купюры, пересчитала, даже понюхала их, посмотрела на свет. Но доллары были самые настоящие, никакой фальши она не заметила. Девушка вернулась в комнату и положила деньги в картонную коробку, стоявшую в углу стола.

Здесь она хранила документы, записные книжки, а также деньги на хозяйство. "Теперь-то можно уплатить алименты, но где же Федор? – раздраженно подумала она. – Черт бы его взял, когда нужно – где-то шатается. Глаза бы на него не глядели!

Вот, представляю, как он удивится, когда я дам ему денег и пошлю в суд! Пусть после этого попробует на меня накричать!"

Потом ее мысли приняли другое направление. Ей показалось жалко отдавать Федору такие деньги. Но что оставалось делать? Ведь страдают ее родители, а уж такого допускать нельзя. «И почему всегда приходится думать о других? – измученно спросила себя Саша. – Тысяча долларов! Пустяковый заказ, а потом – такие деньжищи! О Господи, да я в жизни таких денег не видела! Хотя бы костюм себе купить приличный… Духи. Мне скоро двадцать восемь, а я все еще бегаю в джинсах, как подросток!» Саша сегодня особенно остро почувствовала свою заурядность, когда рядом с нею стояла эта нарядная, надушенная, ухоженная женщина. И ведь она была намного старше Саши, а выглядела куда эффектней!

– Ладно, посмотрим, – неизвестно кому сказала Саша и повернулась к картине. – Все-таки тысячу долларов быстро не истратишь.

Она перенесла картину на большой мольберт, включила верхний свет и внимательно осмотрела холст. Прежде всего, она обратила внимание, что оборотная сторона холста оказалась покрытой густым слоем бурой пыли. Сперва девушке даже показалось, что это холст такого цвета. И, только перепачкавшись в пыли и несколько раз чихнув, Саша поняла, в чем дело.

– И эта дама прижимала ее к себе, – фыркнула девушка. – Господи, в каком же сарае висело этакое сокровище?

Она осторожно протерла картину влажной тряпочкой – с лицевой стороны и с изнаночной. Слегка подсушила, а потом с трудом сняла раму. Рассохшееся дерево слегка треснуло.

– По крайней мере, в том сарае было сухо, – буркнула Саша. – А то бы все сгнило. Может, там было даже слишком сухо. Уж эти мне богатые коллекционеры! Повесят картину куда попало, а потом удивляются, что картина умирает!

Она задумалась, как поступить дальше. Снять копию или ограничиться парой снимков? В конце концов махнула рукой – цвет на картине неинтересный, так что, даже если фотография его исказит, беды не будет. Она хорошо помнила завет своего академического преподавателя, который обучал их технике и технологии живописи. «Прежде чем приступать к реставрации, постарайтесь сделать копию, – говорил студентам мэтр, лысый розовый человек. – Мало ли что может случиться? Потом хотя бы сможете все восстановить».

Саша достала свой «Кодак» – обыкновенную «мыльницу», с которой она почти не расставалась в Питере. Сделала побольше свет, нашла нужный ракурс и сделала пару снимков полотна. Потом приступила к основной работе. Еще раз осмотрела картину, изучила фактуру. Картина была написана маслом, судя по всему – густым, почти неразведенным. В углу, как показалось девушке, была проставлена подпись – черная закорючка. И дата. Взяв лупу, Саша еще раз осмотрела это место, то и дело поминая недобрым словом того, кто так залакировал полотно. Желтый лак мешал его как следует рассмотреть. Наконец Саше удалось определить, что в углу черной краской обозначены две цифры – «76». Подпись не поддавалась расшифровке. "О Боже! – Саша не верила своим глазам. – Картина семьдесят шестого года! Ей всего двадцать два, а выглядит она… Итальянцы пятнадцатого – шестнадцатого веков и те сохранились лучше! Вот что значит люди десятилетиями учились смешивать краски, прежде чем их допускали к работе! А у нас все просто! Краски продаются в любом магазине.

Сплошная химия, вот все и желтеет, темнеет, получается Бог знает что…"

Посокрушавшись еще немного, Саша надела резиновые перчатки, взяла поролоновую губку, смочила ее растворителем, слегка отжала и приступила к работе. Провела губкой один раз, другой. Лак был наляпан таким толстым слоем, что это не произвело никакого эффекта. Но Саше показалось, что краски стали ярче. "А все-таки ничего, симпатичная работа, – подумала она, разглядывая картину. – Чья она, интересно? Мадам держалась за нее; как за Врубеля или Шагала. Это кто-то наш, советский. Или эмигрант? Местность-то наша, русская.

Похоже, средняя Россия или Подмосковье".

Она основательно пропитала губку растворителем и тщательно промазала картину – сверху донизу. Процесс пошел, но очень медленно. Саша вздохнула, отложила губку, сняла перчатки и закурила, отойдя к окну. Она решила выждать пару минут, чтобы лак растворился, а потом снять его окончательно. Девушка курила и смотрела в окно.

Хотя ноябрь только начинался, морозы стояли нешуточные. В темном небе висел огрызок убывающей луны. Во дворе, под фонарем, металась поземка. Саша вспомнила, что Федор убежал из дому в одной куртке из поддельной кожи, даже без шапки. И ей стало его жаль. «Где он сейчас носится, бедный? – подумала она даже с какой-то нежностью. – И не знает, что я уже решила все проблемы… Нет, эту даму мне просто Бог послал!»

Она погасила сигарету и вернулась к картине. Оглядела ее и осталась довольна результатом.

Лак, судя по всему, совсем размягчился. Достаточно было нескольких взмахов губки, чтобы снять его окончательно. Саша снова надела перчатки, вооружилась губкой, смочила ее, провела по холсту один раз, другой, третий… И вскрикнула, отскочив от мольберта.

На профессиональном жаргоне то, что произошло, называлось «зажарить картину». Саше никогда не случалось ни делать этого, ни видеть, и поэтому она была совершенно потрясена. Краски темными ручейками стекали по холсту, собирались внизу мольберта и медленно капали на пол. Девушка опомнилась, бросилась к полотну, но не знала, что делать, как остановить этот процесс. Подхватив на палец каплю краски, она с ужасом вгляделась, растерла ее, понюхала.