Не далее как сегодня днем Лаура вздыхала над неряшливой вышивкой Аманды, на которой осталось красное пятнышко там, где ребенок уколол пальчик. Аманда никогда не станет хорошей рукодельницей. «Это образец узора вышивки моей матери, – сказала Лаура. – Она закончила его, когда ей было шесть лет – ровно в два раза меньше, чем тебе сейчас. Тебе не стыдно?»

Аманда критически посмотрела на аккуратные крестики на вышивке, гласившей, что Господь является Пастырем Матильды Бартлетт и что она закончила узор в шестой день января 1806 года новой эры.

– Возможно, – ответила Аманда, – в будущем моя вышивка будет иметь большую ценность, потому что на ней осталась моя кровь.

– Это совершенно омерзительно, – воскликнула Лаура, содрогаясь. – Если бы твой отец услышал то, что ты сказала, он бы тебя высек.

Казалось, Аманда раскаивается; она не хотела вызвать раздражение, слова вырвались непроизвольно.

Вышивка Аманды находилась теперь в рабочей корзинке Лауры, и она раздумывала, не должна ли она показать ее мистеру Лею. Он очень строг и, возможно, велит оставаться Аманде в своей комнате, пока узор не будет закончен. Он всегда думает о благе Аманды. И все же она колебалась, стоит ли обращать его внимание на ошибки Аманды; она боялась, что, сделай она так, это напомнит ему о том, что их единственным ребенком является девочка, к тому же не очень удачная. Каждый вечер он молился о ниспослании им ребенка. К сожалению, в этом случае, как и во многих других, требовались не только молитвы. Лаура вздохнула, стараясь не привлечь его внимания. Она так и не решила, что делать с Амандой. Ее жизнь состояла из таких трудных проблем, они мучили ее непрестанно; из-за них лоб ее избороздили морщины.

Мистер Лей прервал ход ее мыслей:

– Пожалуйста, позвоните служанкам, любовь моя. Надо добавить угля.

Она послушно встала и подошла к вышитому шнуру от звонка.

– Простите... я не заметила.

Он ничего не ответил и продолжал читать, шевеля губами. В дверь постучали, и вошла Джейн.

– Джейн, пожалуйста, добавьте угля.

– Да, мэм.

Уголь принесла сестра Джейн, Лилит, новая девушка, и Лаура тотчас ощутила беспокойство. Когда Джейн впервые пришла в дом, она ощутила то же самое; она наблюдала за мужем и гадала, о чем он думает каждый раз при появлении новой служанки. Он ничего не сказал, но Джейн пришла в дом по его распоряжению; а теперь он потребовал присутствия Лилит.

– Нам нужна новая служанка, миссис Лей, – сказал он. – Вам следует нанять одну из девушек Треморни.

Присутствие этих созданий в доме раздражало; но мистер Лей был добрым человеком и никогда не уклонялся от выполнения своих обязанностей.

И теперь, когда появилась Лилит, Лаура боялась, что она никогда не станет прилежна, как другие служанки.

– Положи уголь в камин, – приказала Лаура слабым голосом. Лилит явно неловкая. Ее еще учить и учить. Когда она ссыпала уголь в очаг, несколько кусков со стуком упали перед камином.

После ее ухода Лаура раздраженно заметила:

– Она новенькая. Еще не научилась. Мне бы хотелось, чтобы не было необходимости ее нанимать; в деревне так много приятных девушек.

Мистер Лей изобразил удивление.

– Я полагал, что вам известно мое мнение на этот счет.

– О... о, я не сомневаюсь, что вы правы... но...

– Я знаю, что я прав. Нам следует учиться нести свое бремя.

– Но... после всех этих лет. – Она испугалась собственной опрометчивости и пыталась как-то скрыть это. Она посмела критиковать его действия. Что это на нее нашло.

– Моя дорогая, – ответил он сурово, – поверьте, я знаю свой долг.

* * *

Семья собралась в столовой на молебен. Во главе стола на коленях стоял хозяин дома; рядом с ним в той же позе его жена, а по другую сторону от него – Аманда. Возле Аманды преклонила колени мисс Робинсон; ближе к другому концу стола, на почтительном расстоянии от хозяина, молился Стрит, совмещавший обязанности кучера и дворецкого, миссис Дерри, грум и конюх, два садовника и три служанки вместе с Лилит.

Мистер Лей молился, прижав к груди сомкнутые ладони и прикрыв глаза; но никогда не стоило полагать, что глаза его будут закрыты до окончания молебна; им было свойственно неожиданно открываться и замечать любой мелкий проступок среди его маленького прихода.

У Аманды болели колени; ей было трудно стоять не шевелясь, но, находясь совсем близко от отца, она не смела изменять положение, так как знала, что за самое незначительное отступление от правил ее накажут более сурово, чем любого из слуг за такую же оплошность. «Не забывай, – постоянно напоминали ей, – ты должна показывать пример».

Отец поднялся с колен, и началась десятиминутная проповедь, которую он произносил каждое утро. Он говорил о низости и греховности человеческой природы, имея в виду, конечно, тех, к кому он обращался; он делал бесконечные намеки на всевидящего ангела, всегда представлявшегося Аманде похожим на всезнающую и злобную мисс Робинсон. После этого Аманда отвлеклась от сути того, что он говорил, пока вдруг не вспомнила с ужасом, что во время ланча ее вполне могут спросить, что она думает о проповеди. За обеденным столом отец если и обращался к ней, то обычно вел разговор об уроках и молитвах; в нем была масса ловушек, и Аманда не знала, чего боялась больше – его разговоров или периодов меланхолического молчания. Ей стоило бы узнать у мисс Робинсон, что было главной темой его речи сегодня утром.

После проповеди произносилась еще одна молитва. Аманда, закрывшая лицо руками, наблюдала за всеми сквозь щелки между пальцами и заметила, что Лилит делает то же самое; глаза их встретились, и ни одна из них не смогла отвести взгляд.

Наконец молитва кончилась.

– Все свободны, – сказал отец; слуги пошли выполнять свои обязанности, мистер Лей занялся делами имения, миссис Лей отправилась дать распоряжения поварихе, проверить запасы кладовой и продолжить вышивание, а Аманда с мисс Робинсон приступили к урокам.

Аманда разложила книги по истории и спросила:

– Мисс Робинсон, что вы думаете о сегодняшней папиной проповеди?

– Очень хорошая проповедь и очень нужная.

– Вы думаете, первая часть была очень хорошей?

Мисс Робинсон негодующе, но не без нежности посмотрела на ученицу. Аманда не слушала проповедь. Мисс Робинсон вполне могла это понять, ведь она тоже заставляла себя слушать. Гувернантка начала объяснять основные мысли проповеди медленно и ясно, так, чтобы ребенок мог их запомнить. Мисс Робинсон любила свою подопечную, но сдерживала свои чувства, чтобы угодить хозяину и хозяйке дома, нанявшим ее, ибо лишь они решали, быть ли ей и дальше гувернанткой у них в доме.

Теперь ее волновало то, чтобы Аманда смогла правильно ответить во время ланча, если ее спросят о сегодняшней проповеди, так как невнимание ученицы неизбежно будет считаться недочетом учительницы.