«Мари заботилась о детях. Джеми на последнем спуске подвернул ногу. Элисон ужасно испугалась».

«Она не обратилась к врачу? А если бы речь шла о растяжении связок – или даже переломе?»

«Вы ничего не понимаете. Моя жена… вся ее семья живет за городом, они фермеры, люди крепкие. Мари с самых ранних лет научилась сама заботиться о себе в лесной глуши. Она ничего не боялась».

«Иногда, – заметил коронер, – немного страха совсем не помешает».

«Вы не имеете права судить Мари!» – воскликнул Борн, давая выход гневу и горю.

«Вы слишком много времени проводите с мертвыми, – осуждающе промолвил Линдрос. – Вам следует поучиться общаться с живыми людьми».

«Приношу свои извинения».

У Борна перехватило дыхание. Повернувшись к Линдросу, он сказал:

«Мари позвонила мне, она решила, это обыкновенная простуда…»

«Совершенно естественное предположение, – ответил друг. – В любом случае все ее мысли были поглощены детьми».

– Итак, мистер Борн, когда начались эти воспоминания? – В произношении доктора Сандерленда определенно проскальзывали нотки румынского акцента.

Это был мужчина с высоким, широким лбом, волевым подбородком и приметным носом, внушающий доверие, вызывающий на откровенность. У него были очки в стальной оправе, а его волосы по-старомодному зализаны назад. Никаких персональных компьютеров, никакой бегущей строки с вопросами. И в первую очередь полная сосредоточенность. На докторе Сандерленде были строгий костюм-тройка из плотного твида, белая сорочка и красный галстук в белый горошек.

– Ну же, ну же. – Доктор Сандерленд склонил набок свою массивную голову, что придало ему сходство с совой. – Надеюсь, вы меня простите, но я не сомневаюсь в том, что вы – как бы это получше выразить? – скрываете правду.

Борн тотчас же насторожился.

– Скрываю?..

Достав дорогой бумажник из крокодиловой кожи, доктор Сандерленд вытащил из него стодолларовую купюру. Положив ее на стол, он сказал:

– Готов поспорить, что воспоминания начались после того, как вы похоронили свою жену. Однако наше пари не будет иметь силу, если вы не пожелаете сказать мне правду.

– Кто вы такой – детектор лжи в человеческом обличье?

Доктор Сандерленд мудро промолчал.

– Уберите деньги, – наконец сказал Борн. Он вздохнул. – Разумеется, вы правы. Воспоминания начались в тот самый день, когда я последний раз видел Мари.

– В какой форме это произошло?

Борн поколебался.

– Я смотрел на нее – в погребальной конторе. Сестра и отец уже опознали Мари, и ее тело забрали от коронера. Я смотрел на нее – и совершенно ее не видел…

– А что вы видели, мистер Борн? – Голос доктора Сандерленда был мягкий, беспристрастный.

– Кровь. Я видел кровь.

– И?

– Ну, на самом деле крови не было. Никакой крови. Это было внезапно всплывшее воспоминание – без предупреждения, без…

– Но именно так всегда и происходит, правда?

Борн кивнул.

– Кровь… она была свежая, блестящая… в свете уличных фонарей она казалась голубоватой. Она покрывала это лицо…

– Чье лицо?

– Не знаю… лицо какой-то женщины… но это была не Мари. Это была… какая-то другая женщина.

– Вы можете ее описать? – спросил доктор Сандерленд.

– В том-то все и дело. Не могу. Я ее не знаю… И в то же время я ее знаю. Я знаю, что я ее знаю.

Последовала непродолжительная пауза, которую доктор Сандерленд нарушил еще одним вопросом, казалось не имеющим никакого отношения к разговору:

– Скажите мне, мистер Борн, какое сегодня число?

– Таких проблем с памятью у меня пока что нет.

Доктор Сандерленд склонил голову набок.

– И все же, будьте добры, уважьте мою просьбу.

– Сегодня вторник, третье февраля.

– Прошло четыре месяца со дня похорон, с тех пор, как вас начали мучить воспоминания. Почему вы ждали так долго, прежде чем обратились за помощью?

И снова наступило молчание.

– На прошлой неделе произошло одно событие, – наконец сказал Борн. – Я увидел… я увидел своего старого друга.

Алекса Конклина, идущего по улице Старого города в Джорджтауне, куда Борн вывез Джеми и Элисон. Теперь он не скоро отправится куда бы то ни было вместе со своими детьми. Они вышли из кафе-мороженого, дети держали в руках пломбиры в вафельных стаканчиках, и вдруг откуда ни возьмись появляется Конклин собственной персоной. Алекс Конклин, наставник, человек, сотворивший личность Джейсона Борна. Невозможно представить, чем бы он был сегодня, если бы не Конклин.

Доктор Сандерленд поправил очки.

– Простите, не понимаю…

– Этот самый друг умер три года назад.

– Однако вы его увидели.

Борн кивнул.

– Я окликнул его по имени, а когда он обернулся, я разглядел, что у него на руках что-то… точнее, кто-то. Женщина. Окровавленная женщина.

– Та самая окровавленная женщина.

– Да. В тот момент мне показалось, что я схожу с ума.

Именно тогда он решил отправить ребят домой. Сейчас Элисон и Джеми живут в Канаде вместе с сестрой и отцом Мари на огромном семейном ранчо. Для них так лучше, хотя Борн страшно по ним скучает. Однако не стоит, чтобы они видели отца в таком состоянии.

Сколько раз с тех пор он переживал заново те самые мгновения, которых боялся больше всего: видел бледное безжизненное лицо Мари, забирал ее вещи из больницы, стоял в полумраке погребального зала вместе с директором похоронной конторы, глядя на тело Мари, на ее застывшее, восково-белое лицо, покрытое густым слоем грима, хотя сама она почти не пользовалась косметикой. Склонившись над ней, Борн протянул руку, и директор дал ему носовой платок, которым он вытер помаду и румяна. После этого он поцеловал Мари, и холод ее губ пронзил его электрическим разрядом: «Она умерла, она умерла. А это значит, нашей совместной жизни пришел конец». Борн с глухим стуком опустил на гроб крышку и, повернувшись к директору, сказал: «Я передумал. Гроб будет закрытый. Я не хочу, чтобы ее видели такой – особенно дети».

– И все же вы последовали за ним, – настаивал доктор Сандерленд. – В высшей степени любопытно. Учитывая ваше прошлое, амнезию, психологическая травма, вызванная внезапной кончиной супруги, подтолкнула появление этих необычных воспоминаний. Вы не можете предположить, каким образом ваш покойный друг может быть связан с этой окровавленной женщиной?

– Нет.

Но, разумеется, это была ложь. Борн подозревал, что переживает заново одно старое задание – на которое Алекс Конклин послал его много лет назад.