— На пару недель?

— Я обязательно остался бы с тобой, если б мог, — произнес Дэниел таким ровным, таким спокойным тоном, что это еще больше вывело девочку из себя, — Ты видела, что произошло недавно с твоей сумкой и багажником. С тем же успехом я мог бы запустить сигнальную ракету, чтобы все узнали, где мы. Чтобы оповестить всех, кто ищет меня — а значит, и тебя. Меня слишком просто найти, слишком просто выследить. А эта выходка с твоей сумкой? Она и в сравнение не идет с тем, что я проделываю ежедневно и что привлечет внимание… — Он осекся и резко помотал головой. — Я не хочу подвергать тебя опасности, Люс, не хочу.

— Тогда не делай этого.

Лицо Дэниела исказила гримаса боли.

Все не так просто.

— И позволь мне угадать — ты не можешь объяснить.

— Я бы с радостью.

Люс подтянула колени к груди, отодвинулась от него подальше и прислонилась к дверце с пассажирской стороны, неожиданно охваченная клаустрофобией под высоким синим калифорнийским небом.

Около получаса они ехали в молчании по каменистой, засушливой местности, поднимаясь и спускаясь, погружаясь в облачка тумана и выныривая под ясное небо. Они миновали указатели на Соному, и, когда машину окружили пышные зеленые виноградники, Дэниел заговорил.

— До Форт-Брэгга еще три часа, — сообщил он, — Ты все это время собираешься на меня злиться?

Люс не обратила на него внимания. Она успела проговорить про себя, но не стала озвучивать сотни вопросов, упреков, обвинений и — в конечном счете извинений за то, что ведет себя словно капризный ребенок. На ответвлении к долине Андерсон Дэниел свернул на запад и снова попытался взять Люс за руку.

— Может, ты простишь меня и мы еще успеем насладиться последними минутами вместе?

Она хотела этого. Хотела не ссориться с ним хотя бы сейчас. Но очередное упоминание о том, что некие «последние минуты вместе» вообще существуют, о том, что Дэниел оставит ее одну по причинам, которых она не понимает, а он вечно отказывается объяснять, встревожило Люс, затем ужаснуло и окончательно расстроило. В пучине нового штата, новой школы и новых повсеместных опасностей Дэниел оставался единственной скалой, за которую она могла ухватиться. И он собирается бросить ее? Разве мало ей довелось вытерпеть? Разве мало им обоим довелось вытерпеть?

И только лишь когда они проехали через лес секвой и выбрались под звездную густую синеву вечера, Дэниелу удалось достучаться до нее. Они как раз миновали дорожный знак с надписью «Добро пожаловать в Мендосино», и Люс посмотрела на запад. Полная луна освещала группу строений: маяк, несколько водонапорных башен и ряды хорошо сохранившихся старых деревянных домов. Где-то за пределами всего этого остался океан, который она слышала, но не могла разглядеть.

Дэниел указал на восток, в темную, густую чащу секвой и кленов.

— Видишь там, впереди, трейлерный городок?

Без подсказки Люс ни за что бы его не заметила, но теперь, прищурившись, разглядела узкую дорожку, над которой красовалась белая надпись на деревянной табличке — «Передвижные дома Мендосино».

Когда-то ты тут жила.

— Что?

Люс так хватанула воздух ртом, что даже закашлялась. Городок выглядел печальным и пустынным — унылый ряд штампованных коробок с низкими потолками, выстроившихся вдоль разбитой грунтовки.

— Ужас какой.

— Ты жила здесь до того, как это место стало трейлерным городком, — пояснил Дэниел, остановив машину на обочине, — До того, как появились передвижные дома. В той жизни твой отец перевез семью из Иллинойса во время золотой лихорадки. Некогда тут было по-настоящему славное местечко, — добавил он, глядя куда-то вглубь себя, и сокрушенно покачал головой.

Люс смотрела, как лысый мужчина с брюшком тащит за поводок облезлую рыжую шавку. Одет он был только в белую майку и фланелевые трусы. Девочка совершенно не могла представить себя здесь.

Хотя Дэниел помнил все отчетливо.

— У вас была двухкомнатная хибара, и твоя мать ужасно готовила, так что весь дом насквозь провонял капустой. На твоем окне висели синие полосатые занавески, и мне обычно приходилось их раздергивать, чтобы забраться туда ночью, когда твои родители засыпали.

Машина не трогалась с места. Люс прикрыла глаза и попыталась совладать с дурацкими слезами. От того, как Дэниел рассказывал их историю, та казалась одновременно реальной и невероятной. А Люс начинала терзаться мучительным чувством вины. Он оставался с ней так долго, столько жизней подряд. Она забыла, насколько хорошо он ее знает. Даже лучше, чем она сама. Может, он даже знает, о чем она сейчас думает? Люс гадала, не легче ли в чем-то приходится ей, не помнящей Дэниела, чем ему, проходящему через эти воспоминания раз за разом.

Если он говорит, что должен уехать на пару недель, и не может объяснить почему… ей придется ему поверить.

— Расскажи, как ты впервые меня встретил, — попросила она.

Дэниел улыбнулся.

— Тогда я колол дрова за еду. Однажды, ближе к ужину, я проходил мимо твоего дома. Твоя мать готовила капусту, и вонь стояла такая жуткая, что я было заторопился. Но затем увидел в окне тебя. Ты шила. Я не смог отвести глаз от твоих рук.

Люс опустила взгляд на свои кисти — бледные, сужающиеся к кончикам пальцы и маленькие квадратные ладошки. Она задумалась, всегда ли они выглядели одинаково. Дэниел потянулся к ее рукам через коробку передач.

— Сейчас они такие же мягкие, какими были тогда.

Люс покачала головой. Ей понравилась история, хотелось услышать еще тысячу таких же, но она не это имела в виду.

— Я хочу узнать про первую нашу встречу, — уточнила она. — Самую первую. Как это случилось?

— Уже совсем поздно, — после долгой паузы произнес он. — В Прибрежной школе ожидают, что ты приедешь до полуночи.

Он нажал на газ, поспешно свернув налево к центру Мендосино. В боковом зеркальце Люс наблюдала, как поселок из передвижных домов уменьшается, тает и вот-вот исчезнет совсем. Но несколькими секундами позже Дэниел остановил машину перед пустой ночной закусочной с желтыми стенами и фасадными окнами от пола до потолка.

Весь квартал состоял из причудливых старомодных зданий, показавшихся Люс менее чопорной версией побережья Новой Англии, неподалеку от ее прежней школы, доверской приготовительной в Нью-Гемпшире. Улица была вымощена неровным булыжником, желто поблескивающим в свете высоких уличных фонарей. Конец ее, казалось, нырял прямо в океан. Девочку вдруг снова пробрало холодом. Ей приходилось бороться с неизбежным страхом темноты. Дэниел объяснил ей про тени — мол, бояться их не стоит, поскольку это всего лишь вестники. Что могло бы успокаивать, если бы не ясное понимание: значит, есть куда более серьезные вещи, которых следует бояться.

— Почему ты не хочешь мне сказать? — не удержалась Люс.