Тишина.

– Наставник?

Донесся чуть слышный звон. Это же стекло бьется!

Клодия бросилась бежать.

Циркачи ушли из деревни рано, еще до Включения Дня. Аттия поджидала их за полуразвалившейся стеной, у кирпичного столба, на котором до сих пор ржавели, превращаясь в красную пыль, гигантские кандалы. Наконец огни зажглись, и в их резком свете Аттия увидела, как по склону спускаются семь повозок. К одной прикрепили клетку с медведем, другие завесили многослойными балдахинами из звездчатой ткани. Повозки приблизились, и Аттия перехватила взгляд красных медвежьих глаз.

Рядом с повозками шли семеро жонглеров-близнецов и перекидывались мячиками, бросая их то так, то эдак.

Аттия забралась на сиденье рядом с чародеем.

– Добро пожаловать в труппу! – провозгласил он. – Сегодня вечером мы устроим праздник в деревеньке, до которой добираться еще пару часов по туннелям. Дыра жуткая, зато, по слухам, у местных жителей водятся деньжата. Но ты сойдешь с повозки задолго до деревни. Запомни, дорогуша, с нами тебя видеть не должны. Ты нас не знаешь.

Аттия взглянула на чародея. В ярком свете огней от вчерашней сценической моложавости не осталось ни следа: лицо в гнойных прыщах, рыжеватые волосы висят сальными патлами. Половину зубов он растерял, вероятно, в драке. Зато поводья держал изящными, сильными руками, с проворными, в самый раз для фокусника, пальцами.

– Как мне тебя называть? – негромко спросила Аттия.

– Подобные мне меняют имена как перчатки, – усмехнулся чародей. – Я был и Немым Провидцем Безмолвия, и Аликсией Одноглазой Ведьмой Демонии. Один год я был Бродягой-Каторжником, другой – Ловкачом-Бандитом из Пепельного Крыла. Чародей – моя новая ипостась. Чувствую, она придает мне достоинство. – Он дернул поводья, и вол послушно обошел брешь в металлической дороге.

– Должно же у тебя быть настоящее имя!

– Должно? – усмехнулся чародей. – Вроде Аттии? По-твоему, это настоящее имя?

Аттия раздраженно швырнула узелок с вещами себе под ноги:

– Очень даже настоящее.

– Зови меня Измаилом[2], – посоветовал чародей и хохотнул так хрипло, что Аттия испугалась.

– Как-как?

– Это имя я в кус-книге вычитал. Там про одного типа, одержимого белым кроликом. Парень гонится за кроликом по норе, кролик его съедает, и парень живет в кроличьем чреве сорок дней[3]. – Он обвел взглядом безликую металлическую равнину, редкие колючие кусты. – Угадай, угадай мое имя, крошка Аттия!

Девушка молча нахмурилась.

– Адракс меня зовут? Малевин? Коррестан? Или Том Тит Тот?[4] Или Румпельштильцхен?[5] Или…

– Да ну тебя!

В глазах чародея появился безумный блеск, очень не понравившийся Аттии. К ее ужасу, он вдруг вскочил и выкрикнул:

– Или я Эдрик Дикий, оседлавший ветер?

Вол шагал себе как ни в чем не бывало. Один из жонглеров-близнецов подбежал к повозке:

– Рикс, у тебя все в порядке?

Чародей захлопал глазами и, словно потеряв равновесие, рухнул на козлы:

– Ну вот, загадка разгадана. А для тебя, криворукий, я господин Рикс.

Жонглер пожал плечами. Он взглянул на Аттию, украдкой постучал себя по лбу, закатил глаза и отошел.

Аттия нахмурилась. Ей-то казалось, чародей накурился кетта, а у него, возможно, не все дома. В Инкарцероне видимо-невидимо таких полуненормальных, сломленных клеткорожденных. Аттии вспомнился Финн, и девушка закусила губу. Даже если Рикс безумен, в нем что-то есть. Интересно, у него настоящая Перчатка Сапфика или это просто реквизит? Если Перчатка настоящая, как ее украсть?

Чародей замолчал, внезапно помрачнев. Быстро же у него меняется настроение! Аттия тоже молчала, разглядывая унылый пейзаж Инкарцерона.

Неяркий свет в этом Крыле напоминал зарево далекого пожара. Высокую крышу не разглядеть, но вот, громыхая по дороге, повозки объехали длинную свисающую цепь. Аттия посмотрела вверх, но цепь терялась в ржавых облаках.

Аттия знала эти места – пролетала над ними на серебряном корабле, с друзьями, у которых был Ключ. Подобно Сапфику, она рухнула в самые недра Инкарцерона.

Впереди вздымались странные зазубренные холмы.

– Что это там? – спросила Аттия.

– Это Кости, – ответил Рикс, пожав плечами. – Через них не переправиться, поэтому дорога идет под ними. – Он искоса глянул на Аттию. – Что же привело бывшую рабыню к нам в компашку?

– Я ведь уже говорила, что голод. – Кусая ногти, Аттия добавила: – А еще любопытство. Хочется научиться всяким фокусам.

– Ага, как и всем остальным, – кивнул Рикс. – Но мои секреты умрут вместе со мной, сестричка. Клятва чародея.

– Так ты не расскажешь мне, что к чему?

– Свои секреты я раскрою только своему Ученику.

Секреты Аттию не слишком интересовали, но ей нужно было выяснить про Перчатку.

– Ученик – это твой сын? – спросила Аттия и вздрогнула от резкого хохота, грянувшего в ответ.

– Сын?! Наверное, пара-тройка сыновей у меня в Инкарцероне найдется. Но нет! Каждый чародей раскрывает свои тайны одному человеку – Ученику. Такой человек появляется раз в жизни. Может, это ты. А может, кто-то другой. – Рикс наклонился к Аттии и подмигнул. – Я узна́ю его по словам.