нет, один из них догоняет меня и хватает за рукав, за ним последовали остальные, схвативший меня — невысокого роста, говорит, что они могут и обыскать, тогда до меня доходит, что я собираюсь отдать им бабло, в кармане пальто шесть тысяч франков, шесть или семь сотен мелочью, я хотел отдать им лишь мелочь, руки у меня в крови, он спрашивают, есть ли у меня еще что-нибудь, они расквашивают мне морду, бьют по очереди, один мочит меня по лицу, другой с силой херачит по яйцам, сразу же после этого третий, разбежавшись, ударяет меня головой, я падаю, поднимаюсь, машинально зову на помощь, они смываются, я бегу в противоположном направлении, оборачиваюсь, вижу, как один из них на ходу собирает выпавшие из моих карманов монеты: голод, алчность.

Я догоняю парня, за которым шел, слышны полицейские свистки, парень спрашивает, не потому ли это, что я кричал, мы, как идиоты, смываемся, он говорит, что это мне следовало бы подобрать деньги, я смотрю на свои окровавленные руки, нащупываю в кармане платок и шесть сотен франков, прикладываю платок ко рту, чувствую на губе что-то странное, на верхней губе, платок становится красным, кровь на руках быстро засыхает, почти стирается, я прикасаюсь к губе, там что-то болтается, я спрашиваю его, откуда течет кровь, из губы, он говорит да, мы идем ко мне, я умываюсь, первым делом смотрюсь в зеркало, я разлегся, выставив себя напоказ, не осознавая, что лицо в крови, если бы у них были ножи, выглядело б точно так же, но у меня нет времени думать об этом, у меня слишком много времени, я беру бумагу, чтобы что-то написать, я полностью разделся, пишу, и это меня возбуждает, одной рукой я дрочу, у меня шатается зуб, на листок бумаги капает кровь, это не романтичная кровь, а блеклая мерзкая водица разносортного состава, у нее даже нет вкуса, у нее вкус раны на обвисшей губе, у меня теперь совсем другое лицо, хуй больше не стоит, парень вернулся в кусты и встал возле дерева, я шел за ним следом, в нескольких метрах я останавливаюсь, потому что он обернулся, не знаю, хочет ли он, но он улыбается и делает мне знак, я подхожу ближе, он поворачивается и начинает трогать, где у меня хуй, засовывает мне руку в трусы и тянется к заднице, сует в нее палец, я хочу пососаться, подходят другие парни, он жестом показывает, чтобы они ушли, я сквозь ткань лапаю его хуй, целую этого парня, он высовывает язык, и я сосу его, я расстегиваю пальто, он тоже расстегивает пуговицы, на нем нет трусов, он снимает мои, у него красивый хуй, длинный и толстый, мы дрочим друг другу, он разворачивает меня, сплевывает, чтобы смазать мне зад, и пытается вставить мне хуй, твердый, как палка, залупа рвет мою плоть, я кричу, я прошу его выйти, мне слишком больно, от холода все мышцы напряжены, кто-то из парней говорит, что появился полицейский, мы подтягиваем штаны, застегиваем ширинки, я испачкал пару платков, — он спрашивает, хочешь, я тебя провожу? — говорит, они всё у тебя отобрали, — я соглашаюсь, я иду за ним, у него небольшая тачка, я говорю ему, где живу, он неотрывно смотрит в зеркало заднего вида, на красном свете наклоняется ко мне и лижет мне рану, это приятно, это причиняет боль, у меня во рту все пылает, одной рукой он расстегивает себе ширинку и достает хуй, другой рукой притягивает мою голову к своему животу, зажимает ее там под рулем и сует хуй мне в рот, рвет еще больше рану, он так глубоко пихает его, что я не могу глотать, он водит рукой по моим волосам, загорается зеленый, он трогает с места и мешает мне подняться, на каждом повороте я бьюсь головой о руль, я смотрю на свой рот в зеркало, он похож на кусок свежего мяса, с губы свисает целый кусок, который можно просто оторвать, я принимаю снотворное, чтобы уснуть, мы подъезжаем к моему дому, он слегка шлепает меня по заднице, спрашивает, все ли в порядке, он выходит из машины, хуй так и болтается, вздыбленный меж полами плаща, поблескивающий в свете фонарей от моей слюны, моросит дождик, в башмаках полно земли, каждый раз, когда я туда иду, происходит одно и то же, я не могу сомкнуть губ, кажется, что верхнюю почти что отрезали, парень красивый, я вижу его в свете фонарей, он зажимает меня за какой-то дверью и обнимает, он раздевает меня, он заставляет меня сесть на корточки и снова отсасывать, почти душит меня, засовывая хуи как можно глубже в горло, изо рта течет сперма, которой он только что выстрелил мне в горло, у меня отрыжка, он чуть приседает, опускает руку и дрочит мне, он говорит, соси хорошо, шлюха, видишь, какой он огромный, так значит тебе хуи нравятся, давай, глотай его полностью, я сейчас кончу, продолжай, полностью, я сказал, потаскуха, давай, его рука дергает мой хуй все быстрее, я вижу, что он вытаскивает из моего рта хуй, набухший и красный, я вот-вот кончу, и именно в этот момент он перестает дрочить, я слышу шаги в коридоре, он подмигивает мне, показывает зубы, зло ухмыляясь, и идет открыть: сейчас подвалят мои дружбаны.

(Я хотел бы наградить своим трепаком всю землю, перепачкать планету, заразить десятки задниц за один раз, я хотел бы обделать, кресла кинотеатров, облить, перемазать своим гноем стульчаки общественных срален, сыпи все больше, появляется на своих котурнах король Сифилис, и если уж у меня идет кровь из зада, то я хочу, чтоб открылись язвы и у других, каждое утро моя кровать похожа на сцену резни, на скотобойню, своей уотермановской ручкой я наношу на ягодицу татуировку с хуями, постельное белье перепачкано кровью кровь на подушке, посредине простыни, внизу можно подумать, что пока мой вялый белесый хуй истекает гноем, я по ночам верчусь, — ведь сейчас кровь у меня идет только изо рта, — что тело извивается, выгибается, будто в волшебном ящике Фу Манчу.)

(Я занялся глубоким исследованием собственной задницы в домашней ванной. Когда мне было лет шестнадцать, я делал это методично, прилежно. Вначале, во время первых двух ванн, осторожно, лишь один сантиметр. Потом все глубже, намылив указательный палец, и до тех пор, пока не войдет полностью, — у геологии задницы есть свое волшебство, — дырявя отверстие, раздвигая стенки, обследуя их, спускаясь яликом в ее пучины, надев на голову очки