Еще ночью, когда в ее номере были криминалисты, Лионелла попыталась найти мобильник, но внимание отвлекла занятная процедура забора проб воздуха. Следователь Фирсов потребовал сделать исследование подобного рода, и криминалисты приволокли странный агрегат с двумя стеклянными колбами, установив его на треногу в гостиной. В течение получаса он шумно втягивал воздух и, кажется, был неисправен. На вопрос Лионеллы, когда будет результат, человек, который принес, а потом унес газоанализатор, незаинтересованно хмыкнул:

– Этого я вам сказать не могу.

И было неясно: то ли он сам не может сказать, то ли ему запрещено говорить.

Несмотря на все перипетии прошедшей ночи, Лионелла ощущала странное безразличие. Ей меньше всего хотелось копаться в самой себе и в сложившейся ситуации. Надев пестрое шифоновое платье и красные босоножки, она приказала себе быть счастливой.

В ресторанном зале для завтрака к этому часу присутствовало всего несколько человек, трое из которых были официантами. Лионелла села за столик и подозвала одного:

– Кофе. Черный. Без сахара.

– Что-нибудь еще? – Это был тот самый парень, что обслуживал их столик вчера во время игры.

Она дружелюбно кивнула:

– Круассан с грушевым вареньем.

С круассаном был перебор, и Лионелла пообещала себе, что, когда все закончится, она пойдет в спортивный зал или, по крайней мере, в бассейн.

Под словом «все» подразумевалась история с убийством в номере Шмельцова. Убитый был в ее платье, значит, она – участник событий и должна сыграть свою роль.

Когда официант принес кофе, в зале появились Марго с Катериной. Последняя уже трансформировалась, к ней вернулись привычные горделивость и самолюбование. Сущая безделица – развод с мужем к завтраку был освоен и определен по шкале важности где-то между чисткой зубов и звонком адвокату.

Они сели за стол к Лионелле, но заговорить не успели, потому что в тот самый момент на завтрак пришел Григорий Шмельцов. Он был отрешен, элегантен и, судя по тоске в припухших глазах, старался избежать ненужных контактов. Оглядев зал, Григорий выбрал самую безлюдную часть и, не удостоив взглядом ни одного из присутствующих, ограничился одним общим кивком.

Все, что происходило тем утром в ресторане отеля, было занимательным. Следующим в ряду событий стало появление красивого мужчины лет сорока, одетого с небрежной, но продуманной светскостью. Вел себя он в этом же стиле: всех видел, многих знал, однако никого не выделял для общения. Рассеянно оглядевшись, сел за свободный столик и уткнулся взглядом в окно.

Те, кто знал Кирилла Ольшанского (а это был он), с интересом наблюдали за ним. Особенно женщины, они всегда выделяли его, где бы он ни был.

Быстрые официанты сновали по залу, Шмельцов ел молочную кашу, Ольшанскому принесли кофе и сок.

– Интересно, чем все это закончится, – пригнувшись к столу, доверительно пробормотала Марго. – Я имею в виду убийство.

– Шмельцов давно притягивал к себе неприятности, – заметила Катерина и, взглянув на Баландовскую с обидой, сказала: – Ты не рассказала мне об убийстве.

– Тебе было не до того, – ответила Лионелла.

– Видела труп?

– Следователь попросил не слишком распространяться об этом, – сказав так, Лионелла покривила душой, ни о чем таком он ее не просил.

Но едва вспомнив о следователе, она увидела его самого.

– Прошу прощения… – Фирсов повернул мощную шею, оглядел сидевших за столиком дам и остановился на Лионелле: – Нужно поговорить.

– Сейчас? – удивилась она.

– Жду вас в баре. Приходите туда, как только позавтракаете.

Фирсов удалился. Теперь стало заметно, какой сокрушительный эффект произвело его появление. В зале сделалось тихо, и все взгляды были обращены на Лионеллу.

Она же думала лишь о том, что допустила непростительную промашку с платьем, которое не вписывалось в текущую мизансцену и ситуацию в целом. Прервав завтрак, Лионелла поднялась к себе в номер и переоделась в другое платье – приятного серого цвета в белый горошек.

Когда она вошла в бар, сразу увидела следователя, поскольку не заметить его большую фигуру не представлялось возможным. Он сидел на высоком табурете за стойкой и пил кофе, судя по размерам мизерной чашки – эспрессо.

– К счастью – отель маленький, – сказал Фирсов тихо, но внятно.

Лионелла услышала его издали и подошла ближе:

– Вы это к чему?

– В баре никого нет кроме нас и бармена. Сок или кофе?

– Стакан минералки.

Бармен поставил перед ней стакан минералки, после чего удалился.

– А я вот с чашечкой кофе… Спать еще не ложился. – Фирсов нехотя улыбнулся, показывая всем своим видом, что с ним можно держаться откровенно и просто. – Надеюсь, вы поняли, это не допрос…

– Что вам нужно?

– Информацию об одном человеке.

– С чего вы решили, что она у меня есть? – сдержанно поинтересовалась Баландовская, испытав при этом чувство, похожее на досаду. – Мне кажется, в вашем ведомстве можно отыскать информацию на любого из нас.

– Вы дружны с Кириллом Ольшанским?

– Настолько, что на завтраке он даже не поздоровался.

– У него есть все основания для подобной забывчивости. Мы с ним попрощались сорок минут назад.

– О чем говорили? – спросила Лионелла.

– Ждете, что все вам расскажу?

– Нет.

– Тогда зачем спрашивать?

– Что ж, давайте эту тему оставим… – Лионелла дала понять, что готова принять любое его решение, если оно продиктовано интересами следствия.

Следователь задал новый вопрос:

– Ольшанский – это псевдоним? Ведь он, кажется, художник?..

– Это настоящая фамилия Киры.

– Киры? – Фирсов склонил голову набок, словно прислушиваясь.

– Кирилл… Кира… Друзья зовут его так.

– Режиссер Ефим Ольшанский никем ему не приходится?

– Кирилл – его внук, – сказала Лионелла.

– Вот оно как!

– Мир тесен.

– Не терплю бессмысленных фраз.

– Еще их называют крылатыми, – усмехнулась она. – Иногда банальные фразы звучат откровением.

– Вернемся к затронутой теме. Ефим Ольшанский был заметной фигурой в советском кинематографе и, кажется, состоятельным человеком. Отпрыски таких людей рождаются с золотой ложкой во рту.

– Отец Кирилла погиб молодым. Так что наследство дед оставил ему.

– Деньги?

– Не только. Кроме денег – три московские квартиры, дача с двумя гектарами земли и прочие ценности.