Наступило утро – серое, унылое, холодное, как очаг бедняка. На улочке появились люди. Забегали грязные ребятишки, засуетились женщины. Подождав, пока отцы семейств отправятся на заработки, Сенкевич отправился к домам. Выбрал самый убогий, возле которого стояла, зевая и бесцельно глядя вокруг, полная неопрятная женщина. Детей поблизости не было видно. Сенкевич достал пфенниг, подкинул его на ладони, выразительно покосился на дверь.

Дама понимающе улыбнулась, продемонстрировав отсутствие передних зубов, поднялась, взяла монету и неторопливо пошла в дом, кокетливо повиливая бесформенным задом.

В доме было холодно, воняло прокисшей пищей и нечистотами, в стылом очаге не горел огонь. Маленькие окошки, затянутые промасленным пергаментом, плохо пропускали свет. У стены стоял грубо сколоченный стол с лавкой, в углу валялась соломенная подстилка, сверху – груда нечистого тряпья. К ней и направилась бабища. Улеглась, задрала юбку, показав покрытые синяками с потеками грязи дряблые ляжки и добавив к ароматам жилища амбре немытого тела.

Сенкевич поморщился. Нет уж, дорогая, на тебя я точно не полезу. Реалии Средневековья выглядели все менее привлекательными – ни тебе душа, ни мыла, ни эпиляции у баб…

– Встань, – жестко произнес он. – Подойди сюда.

Женщина неохотно поднялась, одернула юбку.

– Как тебя зовут?

– Эльза.

Сенкевич достал еще одну монетку:

– Смотри на пфенниг, Эльза. Смотри внимательно, не отводи взгляда.

– А ты мне его отдашь? – захихикала баба.

– Позже. Если все сделаешь, как надо. А пока молчи и слушай меня. Твои веки тяжелеют… Тебе хочется спать…

Сенкевич в совершенстве владел техниками гипноза, ему не составило труда воздействовать на Эльзу. Когда женщина расслабилась и замерла, он принялся диктовать посыл:

– Запомни: я буду жить здесь. Пока не спросят обо мне, ничего не говори. Если спросят, отвечай, что я твой кузен Фридрих из Штутгарта. А теперь, на счет «три», ты проснешься и будешь выполнять мой приказ.

Вскоре Эльза открыла глаза, как ни в чем не бывало, проговорила:

– Ты голоден, братец? У меня есть немного сыра и хлеб.

– Нет. Ступай на улицу, я хочу отдохнуть.

Женщина покорно вышла. Сенкевич, преодолевая брезгливость, улегся на тряпки, заменявшие постель, принялся наблюдать за жирной мухой, которая лениво ползла по стене. Сигарету бы… Он явственно представил, как вытаскивает из пачки «Парламент», прикуривает, делает первую затяжку, вдыхая упоительно вкусный дым… Рот наполнился слюной. Сенкевич тихо выругался и, стараясь не обращать внимания на скачущих по нему блох, погрузился в размышления.

Стоило полжизни гоняться за трудами Брюса, потом несколько лет их расшифровывать и делать расчеты, чтобы в итоге оказаться не в том месте и не в то время… А он ведь так тщательно подготавливал уход! Кольцо врагов смыкалось – власти, конкуренты, люди, которым он в свое время прищемил хвост. Сенкевич отлично понимал: скрыться будет трудно. Поэтому, когда наконец сумел прочесть старинный трактат и понял, что перемещение во времени возможно, сразу принял решение. Там, в настоящем (или все же будущем?), его ничто не держало. Семьи у него не было, друзей тоже, единственная женщина, которую он любил, погибла двадцать лет назад.

Сенкевич долго выбирал объект, остановился на Джованни Руччелаи, который, судя по всем источникам, прожил долгую, счастливую жизнь. И вот на тебе…

Сбой наверняка случился из-за Платонова и девчонки – портал ведь рассчитывался на одного человека. Сенкевич выматерился по-русски: еще и девка ведь здесь! Потом решил: это сейчас не главная проблема, все равно долго не протянут.

Надо восстановить портал и попасть все же во Флоренцию 1428 года, но первоочередная задача – выжить. Скоро его начнут искать. Можно бы сбежать из города, однако Сенкевич был уверен: портал нужно открывать именно здесь, уходить оттуда, куда пришел. Только вот следовало найти в городе место силы, сделать новые расчеты, поправки в формуле на нынешнюю реальность. На все это требовалось время, а значит, более надежное укрытие, средства. Для построения портала необходима энергия, много энергии. В двадцать первом веке ее сколько угодно – под зданием офиса «Сенкевич INC» стояли мощные генераторы. А здесь Средневековье, хоть строй ветряные мельницы и ожидай урагана. Придется искать альтернативные источники. А для того чтобы все это появилось, нужна команда – помощники и охранники.

Что ж, ему не впервой начинать с нуля и подбирать правильных людей. Внушать окружающим уважение, руководить, придумывать интриги и просчитывать сложные многоходовки Сенкевич умел как никто.

Для начала он решил хоть немного изменить внешность. Вышел из дома, разыскал дешевого цирюльника. Усевшись перед ним на грязный чурбак, заменявший табурет, приказал:

– Брей наголо.

Цирюльник, больше похожий то ли на палача, то ли на наемного убийцу, принялся старательно скрести череп туповатой ржавой бритвой. Потом, рассматривая в пруду собственное отражение, Сенкевич остался доволен. Это не сделало его таким уж неузнаваемым, да и лысину под шапкой не было видно, зато он хотя бы обезопасил себя от вшей.

Лежать было сыро и холодно. Раскалывалась голова, ныло все тело. Чувства включались постепенно: сначала осязание, потом слух, потом обоняние…

Рядом настырно и медленно капала вода, воняло плесенью, гнилью, испражнениями. Кто-то неподалеку тихо подскуливал на одной ноте, ему вторили монотонные причитания.

Дан окончательно пришел в себя, открыл глаза и уперся взглядом в шероховатый каменный потолок, покрытый наростами плесени. Осторожно огляделся: небольшое помещение, стены из серого камня, под потолком крохотное оконце, через которое падает тонкий луч дневного света. Мебели никакой, в углах – охапки соломы. На одной из них скрючился окровавленный человек в изодранной одежде. Прижимая к груди руку с распухшими, как сосиски, посиневшими пальцами, он жалобно плакал. Лицо покрывали синяки и корки запекшейся крови.

В другом углу сидел пухлый пожилой мужчина в опрятном бархатном костюме, раскачивался, как аутист, приговаривал:

– Weronika, du armes Kind… Was wird mit uns?[9]

Уточнять не требовалось: Дан явно находился в тюремной камере. Только вот как он здесь очутился? Память услужливо показала яркие картинки: часовня, мужик с ножом, драка, девчонка, разъяренная толпа. Дальше – удар по голове…

«Кажется, это становится доброй традицией – вырубаться, а потом приходить в себя в разных интересных местах», – сердито подумал Дан и сел. Еще одна новость: на руках и ногах позвякивали кандалы, соединенные цепями.

Сокамерников его пробуждение ничуть не заинтересовало, Дан тоже не стал навязываться с разговорами. Ему требовалось подумать и понять, откуда взялась эта странная, похожая на кошмарный сон, реальность.