Ну так кто же он, Перцуцац? Непостижимое явление инопланетного разума? Кто он, на хрен, мать твою перемать? Вероятно, говно какое-то?

Может ли быть какое-то говно говнистее фашизма? А что такое фашизм? Геноцид? Да ведь есть херовина куда херовей. Психоцид. Это хуже всего.

Какого черта он, Перцуцац, наехал на меня, преследовал в моих снах? Неужели другой свиньи, пожирнее, у него не было на примете?

«Не успел подстричь ногти на ногах», — подумал я, шевеля ногой портрет Кати.

Все никак не мог заговорить с монстром, этим воплощением зла. А сказать что-то было надо. Иначе, получается, моя жизнь убога и бессмысленна. Чего я добился, чего? Без малого тридцать лет добирался хомячкобусом на работу, чтобы проклинать на ней мелких грызунов, и сам являлся при этом ничтожным существом с линяющей шкуркой?

Тут подошла и Наташа. Она не поленилась сменить треники на что-то более торжественное.

«Ассистентка! — догадался я. — Она его ассистентка!»

— Все, — сказал Перцуцац.

И было все.