и Авиньоном… Да и король Мартин, кстати, жаловался – племянница ездит и ездит без конца к какому-то старцу: то ли пророку, то ли шарлатану… А ещё кто-то говорил, что духовник сэра Генри как раз из францисканцев… И если сложить одно с другим….

«Ай да племянница!» – подумалось монсеньору,

Он искоса глянул на воронью стаю придворных дам и мысленно усмехнулся.

«Похоже, его величеству информацию, действительно, доставляют не те источники. И они… мм, несколько устарели… Однако девочка-то какова! Дальновидна! «Нет ни нужды, ни желания…» Очень, очень похоже на францисканское влияние – гордость нищих, но всесильных… Как бы в будущем не пришлось делать ставку на герцогиню, а не на герцога. Вот что значит французская порода!»

И вполне искренне, с большим чувством, он произнес, склоняя голову:

– Нет слов, дорогая племянница, чтобы высказать, как приятно вы меня сегодня удивили. Осмелюсь предположить, что герцог от брака с вами получит много больше того, что ожидает.

– А я? – по-прежнему без улыбки спросила Виоланта. – Хотелось бы знать, дядя, что ожидать от брака мне? Ограниченных обязанностей хозяйки Анжу или…

– Боюсь, ничто не сможет удержать вас от «или», дорогая, – заметил епископ, с облегчением сознавая, что разговор приобретает столь привычный для него деловой характер. – Но мой долг предупредить: французский двор изрядно запутался в безумии короля Шарля и в том раздоре, который вызревает сейчас между его дядями и братом. Если так пойдет дальше, да ещё и сэр Генри снова развяжет войну… О-о-о, – монсеньор обреченно махнул рукой, – уверяю вас, ваше высочество, завяжется такой гордиев узел, на который нового Александра Македонского уже не найдется.

Виоланта как-то странно улыбнулась.

Выстрелив взглядом в сторону старухи-дуэньи, которая хоть и стояла в отдалении, но даже не пыталась скрыть своего напряженного внимания, принцесса сделала приглашающий жест к окну.

– Не желаете посмотреть мой часослов, ваша светлость? Пейзаж августа сделан как раз из того окна…

– С большим интересом взгляну.

Епископ еле удержался от того, чтобы тоже не оглянуться на старую каргу, и поспешил за Виолантой в ту самую оконную нишу, где она дожидалась его прихода.

– Не обязательно быть Александром, чтобы разрубить путаницу одним ударом меча, – перекладывая страницы, заговорила принцесса. – В королевстве всегда можно навести порядок, если ничем не пренебрегать. Вы слышали о пророчестве, которое сделал Беда Достопочтенный о Деве, что придет из Лотарингии?

Епископ свел брови к переносице.

– О Деве, которая спасет Францию? – переспросил он и про себя подумал: «К чему это она?» – Да, слышал, но это ошибка – Беда Достопочтенный такого предсказания не делал. Английский монах… Откуда ему знать, что и когда случится в Лотарингии? В лучшем случае он лишь перетолковал старое пророчество Мерлина и, вероятно, имел в виду, Алиенору Аквитанскую как женщину, которая Францию погубит…

– Нет, он подтвердил пророчество именно о Деве, – не поднимая глаз от часослова, со странным упрямством перебила Виоланта.

– Хорошо, – епископ пожал плечами. – Пусть так, если вам хочется. Но, милая моя, я не совсем понимаю, какая может быть связь?!

Принцесса как-то неопределенно качнула головой к плечу.

– Пророчества просто так не произносятся.

– О, Боже… – Лицо епископа почти машинально приняло выражение легкой скорби, которое он всегда «надевал», беседуя на темы пустые и бесполезные. – Всё это сказки, ваше высочество. Неужели вы во все это верите?

– Верю, – строго ответила принцесса. – И оснований верить у меня много больше, чем вы в состоянии представить!

– Но это смешно! – Епископ заволновался, подозревая, что поторопился с выводами о разумности племянницы. – Дева из народа! Господи, откуда же ей там взяться в наше-то время?! Я надеюсь, вы не собираетесь сами вершить чудо Господне и стать чем-то вроде этой Девы?! М-м… как бы это сказать? Выйдя замуж, вы утратите право даже называться таковой…

Он хотел добавить еще что-нибудь вразумляющее, но не успел. Виоланта вдруг расхохоталась, да так заразительно, что лицо епископа поневоле само собой стало расплываться в глуповатой улыбке

– О чем вы, дядя? – сквозь хохот выдавила девушка. – Вот уж не думала, что вы ТАК поймете! Ей-богу, смешно! Теперь мне ясно, почему во Франции все только запутывается.

– Почему же? – старательно скрыл обиженный тон епископ.

Виоланта вдруг оборвала смех и стала совершенно серьезной.

– Потому что никто ни во что не верит.

Она сердито вернула листы часослова на «Январь» с таким видом, словно именно епископ Лангрский был виновен во всем французском неверии и теперь не достоин смотреть на её великолепный август. Но тот лишь покачал головой.

– Надежда на сказки тоже ни к чему хорошему не приведет.

– Не надежда, а вера, – назидательно поправила Виоланта. – И вера без сомнений, иначе сказка так сказкой и останется.

Монсеньор посмотрел на племянницу с откровенной жалостью.

– Вера… Да. В вопросах веры наше общество много потеряло сейчас. Но это всего лишь результат взросления и, увы, горького опыта. А вы принимаете все близко к сердцу, потому что еще слишком молоды и чисты. Я сам прошел через подобное и прекрасно понимаю: пророчества, тайные знаки, знамения – это волнует и привлекает лишь до поры. Человек умный, тем более обременённый саном или титулом, быстро понимает, что к чему. А постоянно в них верит только чернь – простолюдины, для которых государственные дела все равно что балаган на площади: раз так показывают, значит, так и есть. Другого они представить не в состоянии, да и надо ли им это «другое»? Мы – те, кто стоит за ширмой – вот мы знаем, чем и как латаются мантии. Мы видим изнанку во всей её красе и понимаем: кроме, как в себя, тут больше не во что верить… Так что вы, дорогая моя (уж простите, что показываю свою осведомленность) не кидайтесь с упоением простолюдинки на все те сказки, которыми забивают вашу умную головку братья-францисканцы. Вы благорасположены к ним, я знаю, и это само по себе очень похвально и дальновидно, но будьте умны до конца. Продолжайте покровительствовать и забудьте все эти пророчества о Девах, знамениях и прочей ереси… Это всего лишь способы влияния, не более того. Но не на вас же! Вы ведь хотите иметь влияние собственное?

Виоланта опустила глаза, однако приподнятая бровь явно выражала несогласие и досаду.

– Разве возможно влияние без поддержки? И особенно церкви?

Епископ тяжело выдохнул.

Она задавала вопросы, над которыми и сам он когда-то бился, сокрушаясь об утраченных подвигах. И… да, конечно, поддержка церкви дорогого стоит даже теперь, но… «О, Господи, мне бы её заботы!» В поисках твердой опоры в жизни схватишься, конечно, за что угодно, но