- Не любишь бизнесменов? – спрашивает хрипло, резко переходя на «ты».

Подсознательно принимаю его ненавязчивую попытку сближения. Не люблю условности и излишние церемонии.

Мы – два обычных человека, которые встретились на отдыхе. К чему нам «выкать»?

- Хм, не так, - уточняю, задумчиво надавливая пальчиком на свои губы. – Не переношу людей, которые идут по головам ради достижения личных целей. Сфера их деятельности не имеет значения…

- Говорят, своя рубашка ближе к телу, - многозначительно тянет цербер, внимательно следя за каждым моим действием.

- Да. Но не в том случае, когда она сорвана с остывающего тела нищего, - складываю руки на коленях. - Разве нельзя жить хорошо, но при этом не делать плохо другим?

Взглянув на мужчину, успеваю заметить, как уголки его губ дрогнули в некоем подобии улыбки.

- Ты идеалистка, - насмехается надо мной.

- М-м-м, как ты интересно словосочетание «наивная дура» завуалировал, - прыскаю ехидно.

Секундная пауза, испепеляющий взгляд с зеленым огоньком в глубине - и лихорадочный мужской вздох.

- Отнюдь, - цербер вновь становится серьезным. - Я привык прямо говорить то, что думаю.

- Ты ведь иностранец? – направляю нашу беседу в иное русло. - Откуда так хорошо знаешь русский?

- Мама – украинка, - выдает честно. - В детстве часто говорила со мной по-русски. Да и вообще я во многом похож на нее…

- Ясно. Она на отдых не приехала с тобой? За границей осталась? – сыплю вопросами, словно мы близкие люди.

- Мама умерла, - сообщает цербер ровным тоном. - Давно.

Цербер умело прячет боль под непроницаемой маской. Но я все чувствую.

- Прости, - чуть слышно. - Моя тоже.

Молчим. У каждого из нас своя рана. Старая, но не до конца затянувшаяся. Кровоточит без срока годности.

Наши эмоции рвутся наружу и электризуют воздух вокруг. Однако мы оба сдерживаемся. Невыносимо.

- Цефей, - указываю пальцем в звездное небо, чтобы разорвать гнетущую тишину.

- Что? – сводит брови мужчина, но все же запрокидывает голову.

- Созвездие Цефей, - поясняю. – Вон тот неправильный пятиугольник, - очерчиваю пальцем в воздухе.

- Хм, - поворачивается и окидывает меня критическим взглядом.

Типичный мужчина! Ни капли романтики!

- Созвездие названо в честь древнегреческого царя Цефея, - продолжаю умничать, дико опасаясь нового витка нашего молчания. - Согласно мифу, он отдал свою дочь в жертву морскому чудовищу и…

- Хреновый миф, - гавкает цербер и рывком поднимается с земли, оттряхивая джинсы.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍Искренне не понимаю, почему он вдруг вспылил. Следую его примеру, но встаю чересчур резко. Спотыкаюсь о булыжник и отшатываюсь назад, теряя равновесие.

С трудом балансирую на самом краю выступа, спиной к морю, рискуя сорваться вниз.

Выставляю руки перед собой, хаотично взмахивая ими и пытаясь ухватиться хоть за что-то. Чувствую, как горячая мужская ладонь окольцовывает мое запястье. Но этого оказывается мало.

- Замри! – с грудным рычанием приказывает цербер.

Однако мое тело не слушается: его будто тянет вниз мощнейшим магнитом. Ноги соскакивают с острого края. Лодыжку простреливает болью. Но мне так страшно, что я игнорирую травму.

Запястье выскальзывает из спасительной хватки. Свободной рукой хватаюсь за футболку мужчины, дергаю на себя, заставляя его потерять точку опоры. Но делаю только хуже для нас обоих. Теперь мы вдвоем оказываемся на краю. Рискуем сорваться со скалы. Вместе.

Пальцы соскакивают с ткани. За какие-то доли секунды цербер меняется в лице, принимая роковое решение. Вместо того, чтобы помочь, он… толкает меня со всей силы. Как можно дальше от выступа.

В панике распахиваю глаза и со звонким криком лечу в море.

Каждая секунда падения кажется мне вечностью. Ощущение, словно кто-то замедлил кадр фильма… ужасов. Я больше не принадлежу сама себе, не контролирую. Свежий ночной воздух окутывает тело мягкой подушкой, но он не в силах удержать меня. Пробиваю брешь в этом внезапно образовавшемся вакууме – и резко ухожу под воду.

Чувствую неприятную боль в спине и бедрах, будто меня отшлепали только что. В ушах шумит, глаза щиплет от соли, холод вонзается в кожу миллиардом иголок, парализуя меня.

Беспорядочно размахиваю руками в плотной толще воды, умудряюсь вытолкнуть себя на поверхность буквально на миг. Выныриваю. Но вместо того, чтобы сделать вдох, я лишь распахиваю рот. Мой стон тут же глушится стихией. Вместо такого необходимого мне сейчас кислорода я заглатываю большую порцию воды, которая окутывает горло льдом и частично проникает в легкие.

Хочу откашляться, но это невозможно. Открываю и закрываю рот, как рыбка, выбросившаяся на берег. Только в моем случае все наоборот. Глаза округляются от страха, но я ничего не могу рассмотреть в темной плотности воды. И только делаю новые и новые глотки, медленно уходя вниз.

Теряю всякую надежду на спасение, но продолжаю бороться, от этого лишь быстрее устаю, а в легких заканчивается воздух. «Зыбучие пески» моря стремительно засасывают меня.

В какой-то момент чувствую, как мое тело взмывает вверх. Под грудью давит до тошноты.

Но забываю о дискомфорте, как только моя голова оказывается над поверхностью воды. Кашляю надрывно. Хочу сделать вдох, но горло сводит судорогой.

Инстинктивно луплю руками по воде. Думаю, что помогаю себе удержаться на плаву, но на самом деле лишь усложняю задачу тому, кто крепко обнимает меня сзади. Здравый смысл тонет в хаосе паники.

До моего слуха доносятся отборные немецкие ругательства. И я впервые в жизни жалею, что изучала языки и выбрала профессию переводчика. Потому что понимаю каждое слово – и мне становится неловко. Особенно, когда я осознаю, кто именно так выражается.

- Тихо! – звучит уже по-русски, с акцентом. – Не брыкайся! Обоих под воду утянешь, - гавкает цербер мне на ухо.

Он раздражен и… взволнован.

Наконец, делаю глубокий вдох и сбивчиво выдыхаю. Обмякаю в сильных мужских руках. Но стоит лишь церберу ослабить хватку, как я вновь камнем ухожу под воду. Успеваю в очередной глотнуть противной соленой жидкости. Напилась ее на всю жизнь! Хотя если так продолжится дальше, то мне не так уж много и осталось…