разило тоской и привычным, необъяснимым страхом, ведь именно тогда, на заправке, он впервые увидел то, что не поддаётся ни логике, ни объяснению. Глухая ночь, гудящий трансформатор уличного фонаря и чей-то шёпот, который казался то ли шелестом ветра, то ли звуком шаркающих шагов за дверью. А многие годы спустя начались эти… пропажи. Хотя, объективно, самое первое исчезновение произошло двадцать восемь лет назад. Сменщик Дмитрия, парнишка из ближайшей деревни, сдав смену, привычно растворился в ночи. Казалось, что тот просто ушёл, но Дмитрий-то отчётливо слышал час спустя эхо жуткого крика, а выйти не смог — ноги не слушались, парализованные липким ужасом.

До сих пор он чувствовал присутствие холода, вцепившегося тогда в его позвоночник. На следующее утро напарник не заявился. Милиция, несмотря на показания Дмитрия, не нашла ни улик, ни криминального следа в исчезновении. «Пропал без вести» — вот юридический итог чужой жизни. Управляющий, конечно, замял дело. Пошли слухи, мол, «Гришкин просто уволился», — и всё. А Дмитрий, тогда ещё двадцатилетний паренёк, едва оправился от ночного кошмара. С тех пор он неплохо поднялся по карьерной лестнице, держась подальше от злополучной АЗС. Но жизнь, кажется, решила, что пора навестить места «былой славы».

От стакана с горячим чаем поднимался витиеватый дымок. В соседнем отсеке плацкарта громко выругались, и Дмитрий повернулся, успев заметить, как мимо проскользнула тень. Может, проводника, а может, обычного пассажира. В полутьме старого вагона все лица казались призраками, одинокими путниками, путешествующими по стальным рельсам вечности. «Как и я», — грустно усмехнулся мужчина, нащупав на столике бутылку воды.

Сделав пару глотков, Дмитрий ощутил лёгкую дрожь в коленях. «Подумаешь, ещё один сотрудник пропал, — мысленно повторил про себя с сарказмом. — Разве это не обыденность, если речь о А-360?» Но каждая очередная «пропажа» грызла внутренний мир, словно капли, точащие камень. Люди не могут просто испаряться. И всё же… какие у него есть доказательства обратного?

Телефон беззвучно завибрировал снова. На экране высветился номер центрального офиса. Дмитрий нахмурился, ведь только приходило сообщение — что им понадобилось теперь?

— Да? — ответил он, стараясь говорить тихо.

— Дмитрий Григорьевич, это я, — голос кадровика раздался будто издалека, прерываясь глухими помехами. — Извините, но я должен предупредить: теперь уже точно ясно, что вещей последнего сотрудника не тронули. Заправка стоит, как стояла, дверь подсобки приоткрыта. Никого нет. Тишина и ни малейшего следа.

— Я не удивлён, — коротко отозвался Дмитрий, чувствуя, как что-то стискивает горло.

— Завтра в десять собираемся в головном, обсудим детали. Успеете?

Дмитрий бросил взгляд на наручные часы: половина первого ночи. Завтра ему предстоит разгребать всю эту кашу.

— Буду, — сказал он. — До завтра.

Отбой. Линия смолкла. Только вагон покачивало в такт сердцебиению. Беспощадный ветер снаружи бил в боковину железа, проникая сквозь малейшие щели липкой сыростью. Дмитрий сжал телефон и посмотрел в окно. Темнота будто насмехалась, клубилась, вызывая странные образы в сознании.

«Сколько ещё? — подумал он. — Сколько ещё нужно исчезновений, чтобы руководство признало: в том месте что-то не так?»

Он и сам впоследствии постоянно бежал от собственных воспоминаний, как от чумы. Молодой ещё был, гнал от себя мысль о потусторонних явлениях. С возрастом Дмитрий обрёл внутренний цинизм, научился объяснять многое простыми словами «совпадение» или «нервное перенапряжение». Но, чёрт возьми, теперь каждый новый случай на А-360 рвал в клочья его «броню рациональности». То ночное жужжание, мигающие фонари, мерзкая чернота, в которой нет привычных теней — всё тянулось к нему из прошлого. В груди вспыхивало ощущение, будто он заблудился в коридорах заправки и до сих пор не нашёл выхода. Мало кто знал, что тогда, много лет назад, Дмитрий едва не обезумел от страха. После той ночи он почти год принимал седативные препараты.

Теперь он возвращался туда. И что-то подсказывало, что всё будет ещё хуже.

* * *

Он встал, пошатываясь, и вышел в полутёмный коридор вагона. Хотелось проветриться, глотнуть воздуха, пусть и пропитанного табачной гарью. За окном плыло смазанное пространство, изредка разбавляемое световыми пятнами мелькающих фонарей. Дмитрий вышел в тамбур. Слева у двери под тусклым плафоном стоял тот самый мужчина с горелкой, что недавно привлёк его внимание. На вид лет сорок-сорок пять, плечи широкие, волевой подбородок небрит, поношенная куртка цвета хаки. Тот смотрел в окно, скрестив руки, а, когда Дмитрий закрыл за собой дверь, будто почувствовал чужое присутствие и обернулся.

— Извините, — сказал незнакомец, чуть отступив в сторону. — Места маловато здесь.

— Ничего, — машинально отозвался Дмитрий.

Он поймал встречный взгляд голубых глаз: уверенный, но при этом настороженный, как у загнанного зверя. Такими глазами смотрят люди, которые чертовски устали бегать от собственной жизни. Глубокий шрам под правой бровью, как явное свидетельство непростого прошлого. Дмитрий уже собирался вернуться, но что-то в облике незнакомца заставило его притормозить. Взгляд, выражение лица… Всё это напоминало о военных, что когда-то пытались устроиться к нему вахтовиками: закалённые, но со странными тенями в глазах.

— Ненавижу поезда, — вдруг произнёс незнакомец, выдыхая, будто признался в чём-то личном. — А ночные особенно.

— А вы… далеко направляетесь? — спросил Дмитрий, так, чтобы поддержать разговор.

— Как говорят в народе — куда глаза глядят, — вздохнул мужчина. — Работу ищу. Где угодно, лишь бы взяли.

Мужчина говорил с явной горечью, но уверенный тон выдавал, что тот всё равно не сломался. Дмитрий отметил, что на его руках видны старые, едва заметные шрамы, а в осанке сквозит военная выправка. Может, бывший десантник, может, пехота — не понять сразу, но точно человек из таких, кто не испугается тяжёлых условий. Или… «Не испугается, пока не столкнётся с неизведанным», — выстроилась мысленная характеристика.

— Простите, забыл представиться: Дмитрий, — проговорил он, протягивая руку. — Еду по рабочим делам.

— Иван, — ответил мужчина, пожимая руку. — Иван Викторович Стрелков.

Рукопожатие крепкое, мозолистое, но без желания «давить». Дмитрий почувствовал странную симпатию, словно внутренний голос нашёптывал: «Вот оно — то звено, которое тебе нужно». Ведь мужчине светила безрадостная перспектива: ехать на заправку, где нет людей, и никто не хочет работать, ибо слухи расползлись уже далеко. А здесь — потенциальный работник, явно бывший военный, может, хватит духу выдержать все тамошние заскоки… «Не слишком ли ты жесток, Назаров?» — спросил себя Дмитрий. Может, и жесток, но у него нет другого выхода.

— С какой стати я вообще об этом думаю? — пробормотал он, даже не замечая, что сказал вслух.

— Вы о чём? — переспросил Иван.

— Да нет, ничего, это я про себя, — оправдался Дмитрий. Потом опустил глаза, сделал паузу и решился задать прямой вопрос: —