Птицы редко садились на эти ветви. Они не вили гнезд в глубине темных, вытянутых к небу крон, источавших запах то ли ладана, то ли коры, тронутой слегка гниением. Но кипарисы, обитатели крымских дворов, дорог и… кладбищ, казались ему загадочно-красивыми. Мрачноватая их красота помогала Веселитскому привести мысли и чувства в порядок.

Еще раз в хаосе коротких изломанных линий, в пустой, как заброшенный склеп, вершине громадного дерева, почудилась действительному статскому советнику фигура человека в узких сапогах. Усилием воли он отогнал навязчивое видение. Оно медленно растворялось в полутьме кипарисовой кроны. Черт лица уже было не разобрать, кинжал походил на обломок сухой ветки, пестрый кафтан — на истлевшую прошлогоднюю листву. Веселитский вскинул голову и посмотрел на солнце, вставшее в зените.

Он решил не перечитывать царский указ снова.

Просто сложил бумагу по сгибам и засунул в правый карман кафтана, одновременно другой рукой извлекая из левого кармана второе письмо с санкт-петербургским обратным адресом. На нем тоже имелась восковая печать Иностранной коллегии. Однако написал его не канцелярист, а лично вице-канцлер (т. е. первый заместитель министра иностранных дел. — А. Б.) граф Остерман, начальник Веселитского по дипломатической службе. Остерман, конечно, догадывался, какую реакцию у его подчиненного может вызвать решение царицы.

Он писал чрезвычайному посланнику вполне дружески и расшифровывал некоторые бюрократические формулировки указа. Например, он сообщал, что ныне более полезным найдено возвращение Веселитского к «пограничным делам в Киеве», ибо активность вероятных противников России в будущей войне — турок и поляков — резко возросла. Что это за «пограничные дела», Петр Петрович знал отлично: разведка и контрразведка, борьба с вражеской агентурой, обосновавшейся в Малороссии, и особенно — на землях по правую сторону от Днепра, долго находившихся под властью польских панов.

Вице-канцлер советовал посланнику не беспокоиться насчет Лошкарева. Тот прибудет в Крым не ранее января 1783 года. К этому времени восстановление на троне Шахин-Гирея надо уже завершить, и поручается оное именно ему, Веселитскому. Во исполнение сего плана государыня распорядилась отправить на полуостров корпус генерал-поручика графа де Бальмена, который пока дислоцируется около крепости Кизи-Керман. В него входят три пехотных полка, два егерских батальона, три полка донских казаков.

Корпус должен войти в Крым через Перекоп, имея в своих рядах и отряд сторонников Шахин-Гирея, и самого светлейшего хана. Потому в ближайшее время следует чрезвычайному посланнику и полномочному министру вместе с правителем крымско-татарского государства, а также с верными ему беями, мурзами, сайменами и бешлеями погрузиться на российские военные корабли и отплыть из Керчи в Азовское море, к крепости Петровской. Там ждут их еще два пехотных полка — Копорский и Вятский — и три сотки донских казаков.

Данные воинские части будут сопровождать Веселитского и светлейшего хана в пешем походе от Петровской к Кизи-Керману, затем соединятся с корпусом графа де Бальмена, увеличив его численность до девяти тысяч человек. Таковых сил хватит, чтобы усмирить мятеж «отборной татарской сволочи», как назвала Бахадыр-Гирея и Арслан-Гирея в одном из своих писем Екатерина Вторая. Через Перекоп, по степным дорогам корпус дойдет до Ак-мечети (совр. Симферополь), потом — до Карасу-Базара (совр. Белогорск), утверждая повсюду законную власть избранного народом Шахин-Гирея и арестовывая тех, кто противится ему…

Прочитав эти строчки, Петр Петрович вскочил на ноги и в радостном возбуждении прошелся по веранде. Ведь это был его план урегулирования конфликта в Крыму! Он писал о своих предложениях в столицу в течение двух месяцев: в июле и в августе. Он прикладывал к рапортам донесения своих особо проверенных осведомителей, и все они свидетельствовали об одном: нет у бунтовщиков настоящей поддержки населения, не хотят крымцы снова убивать друг друга из-за давней ссоры в семействе Гиреев. Добрых поселян куда больше сейчас заботит уборка урожая пшеницы и фруктов, которые по воле Аллаха летом 1782 года уродились на полуострове в совершенно невероятных количествах…

Быстро прохаживаясь по крашеному полу веранды, Веселитский не сразу заметил, что из пакета от Иностранной коллегии выпал сложенный вдвое маленький листок гербовой бумаги. Обычно подобным способом пересылал ему письма статс-секретарь императрицы Петр Иванович Турчанинов, заведовавший делами секретной канцелярии Ее Величества.

«Милостивый государь мой, Петр Петрович, — писал ему старый знакомый, — получив нижепоименованные бумаги, должно вам с ханом крымским на корабле Российского военного флота “Хотин” отплыть к крепости Петровская. Но прежде дождитесь приезда в Керчь госпожи Аржановой. О сей персоне я извещал вас неоднократно. Напомню, что она удостоена полного доверия нашей государыни. С ней и обсудите вы разные обстоятельства, до Шахин-Гирея касающиеся…»

Не успел Веселитский засунуть это письмо обратно в пакет, как на пороге веранды вырос его камердинер Парфентий, чем-то смущенный. На овальном подносе он подал барину одну-единственную визитную карточку и пробормотал:

— Не извольте гневаться, ваше превосходительство, что это в час неурочный. Оченно они на том настаивают…

— Кто «они»?

— Ну ваши посетители.

Веселитский небрежно взял карточку и прочитал фамилию на ней. Брови у него тотчас полезли вверх, лицо приняло выражение крайне удивленное. В сомнении он взглянул на слугу.

— Да-да, — кивнул Парфентий. — Женщина.

— Дама в европейском костюме?

— Так точно, ваше превосходительство.

— Вот уж в наших краях птица редкая…

— Не сомневайтесь, батюшка Петр Петрович! — горячо заговорил Парфентий. — Наряд у ней, скорее всего, из модной лавки, что в Москве французы держат на Кузнецком Мосту. Шляпка с плиссированными батистовыми оборками, лентами и цветами. «Карако» сшито из настоящего лионского шелка…

— Ты-то почем знаешь? — покосился на него посланник.

— А как же. У госпожи Струйской смолоду служил. Что ни день-два, она во французские лавки наезжала. Я за ней зонтик, шаль и сумочку всегда носил…

— Ладно. Приглашай. Но приму здесь, на веранде.

— Слушаюсь, ваше превосходительство.

Конечно, действительному статскому советнику было известно о госпоже Аржановой немало. В мае сего года Турчанинов написал ему о прибытии разведывательно-диверсионной группы под ее руководством на полуостров для помощи Шахин-Гирею. В июне «конфиденты» сообщили русскому посланнику о действиях этих людей, умело защищавших крепость Чуфут-Кале и затем уничтожавших отряд чеченцев в пятьдесят человек, направленный Бахадыр-Гиреем для захвата ханской столицы. В июле сама она, следуя правилам, принятым в секреткой канцелярии Ее Величества, прислала в Керчь с нарочным краткий отчет о проделанной ею работе и просила дальнейших указаний. Веселитский ответил: впредь, до решения императрицы по новой ситуации в Крыму, деятельность прекратить и, как говорится, «лечь на дно».