Самое первое неудобство связано с красной скрипочкой. Благодаря скрипке Оноре обрел своего первого слушателя – Лору: «Бывало, он пиликал на ней без конца – часами… и лучезарно улыбался, как будто слышал чудесные мелодии». Лора умоляла брата прекратить, но он изумленно спрашивал ее: «Неужели ты не слышишь, как это красиво?» Возможно, Оноре вдохновлял недавний пример Паганини, который, как говорили, буквально завораживал публику своими неистовыми импровизациями. Бальзак рано открыл для себя великую тайну искусства: истинная красота чаще прячется в голове художника, чем показывается взору зрителя. Позже его открытие вызовет к жизни «Философские этюды», повести «Гамбара» (Gambara) и «Неведомый шедевр» (Le Chef-d’Oeuvre Inconnu). В обеих повестях мечта о несбыточном идеале уничтожает само творчество. Настало время для Оноре спуститься к началам – в данном случае к начальным классам школы.

Вначале г-жа Бальзак собиралась учить Оноре сама. К счастью для него, она передумала. Материнские заботы уступили место бурной личной жизни. Незадолго до того, как Оноре исполнилось пять лет, в апреле 1804 г., его отдали приходящим учеником в расположенный поблизости пансион Леге27. Небольшой пансион располагался в центре старого Тура; там обучались сыновья купцов и буржуа, границы между которыми снесла революция. За 6 франков в месяц их обучали читать и писать. Уроки продолжались шесть часов. В основном им читал вслух старичок, г-н Док, у которого тряслись руки; а его костюм стойко пережил полвека перемен. Изредка его сменял г-н Бенуа, который обучал их писать красивым «английским» почерком. Любимыми уроками Бальзака были уроки каллиграфии.

Оноре каждый день провожал в школу отцовский камердинер. В его корзинке с завтраком лежали сыр и сухофрукты. В обеденный перерыв Оноре очень стеснялся своей корзинки (по мнению, в котором каждая поддающаяся проверке деталь оказывается верной с автобиографической точки зрения и к которому сестра Бальзака относится как к истории из собственной жизни). Другие мальчишки уплетали блюда, которыми до сих пор славится Тур: бутерброды со свиным паштетом (rillettes) или свиные шкварки, по виду напоминавшие трюфели (rillons). Хотя припасы одноклассников нельзя было назвать роскошными, дома Оноре не пробовал ничего подобного. Замечая, как он жадно смотрит на их обеды, другие мальчишки, считавшие его «богачом», дразнили его28.

В «Лилии долины» (Le Lys dans la Vallée) Бальзак устами героя вспоминает о своих неудачных попытках отомстить обидчикам и о том, какая затем последовала травля: ему в спину швыряли камни, завернутые в носовые платки. Камердинеру пришлось за него заступиться. Первые дни учебы Бальзак почти всегда рисует в мрачных тонах. Позднейшие отзывы о его поведении в школе наводят на мысль о том, что он был бунтарем, который пользовался довольно большой популярностью среди своих сверстников; возможно, над его пылкостью и доверчивостью смеялись, но подавить его было нелегко. Кроме того, пансион Леге был единственным местом, где будущий писатель встречался с типичными представителями Турени и с турским диалектом, о котором позже он всегда упоминает с нежностью и с долей ностальгии. Происшествия, о которых идет речь в «Лилии долины», выражают боль гораздо более глубокую. По мнению Оноре, главной виновницей его страданий была мать. В романе, когда слуга рассказывает матери героя о том, как обижают ее сына, она отвечает так же, как потом писала в письмах сама г-жа Бальзак: «От этого проклятого мальчишки одно горе!»

К сожалению, ни одного отзыва о Бальзаке его учителей до 1807 г. не сохранилось. По словам героя «Лилии долины», учитель, который всегда видел его мрачным, презираемым и одиноким, подтвердил подозрение родных о том, что он ни на что не годен. С другой стороны, в рапорте по начальству, который составил сам Леге в 1810 г., утверждается, что о мальчиках в возрасте между пятью и семью годами, которые только учатся читать, сказать практически нечего29. Все, что нам известно наверняка, – во время пребывания в пансионе Леге Бальзак переболел оспой. Болезнь протекала в легкой форме и, в отличие от случая со шкварками, не оставила шрама в его душе.

В восемь лет Оноре снабдили всем необходимым и отправили в городок Вандом, расположенный в 35 милях к северо-востоку от Тура. На следующие шесть лет его домом предстояло стать старинному Вандомскому коллежу30. За шесть лет он виделся с матерью всего два раза – несмотря на то что в то время в Вандоме было более регулярное почтовое сообщение, чем в наши дни.

Вандомский коллеж считался одной из лучших французских школ, в него поступали «сливки» крупных провинциальных городов, в том числе Тура. Видимо, поэтому г-жа Бальзак его и выбрала. Возможно, не случайно в тот самый день, когда Оноре отправили в Вандом, она внесла плату за полгода за место в Турском кафедральном соборе31. Жене человека, которого считали вольнодумцем, необходимо было часто показываться на службах.

Оноре считал, что его отправили в Вандомский коллеж по другой, более неприятной для него причине. Она связана с правилом, изложенным в рекламном проспекте школы: «Родителей настоятельно просят не забирать детей домой даже на каникулы». Иными словами, принятый в коллеж ученик телом и душой принадлежал школе до тех пор, пока не завершал образования – или, как случилось с Бальзаком, до тех пор, пока он не переставал функционировать как нормальное человеческое существо. Визиты родителей не поощрялись и разрешались только на Пасху и в дни раздачи наград, один из которых обычно совпадал с Пасхой.

Такова была освященная временем система воспитания, придуманная монахами ораторианского ордена, которые основали школу в 1623 г. В педагогике ораторианцы часто выступали антиподами своих конкурентов – иезуитов. Их система отличалась более гибким отношением к историческим переменам; можно сказать, что они воспринимали все новомодные веяния. Впрочем, неизменная гибкость помогла ораторианцам в свое время пережить революцию. Школьная форма дополнялась круглой шапочкой и синим воротником; геральдические лилии (fleur-de-lys) на пуговицах в нужное время весьма кстати заменили словами «Искусства и науки». Через несколько лет в школьный катехизис включили Наполеона. Его назвали «человеком, которого призвал Господь в трудное время», дабы он «защитил государство своей мощной дланью». К тому времени, как в коллеж поступил Бальзак, школа была отделена от церкви. Членами ордена ораторианцев оставались всего семь из шестнадцати учителей, да и тех освободили от монастырских обетов. И все же Вандомский коллеж был вопиющим анахронизмом, который гордился своей монастырской атмосферой и освященными временем традициями. Ученики других школ при Бонапарте маршировали под барабанный бой; в Вандомском коллеже, словно застывшем в прошлом, распорядок дня отмерялся ударами колокола.

Большая монастырская школа до сих пор располагается в центре города. За ее старинными серыми стенами, отгородившими коллеж от речушки Луар, притока Сарты, скрывается огромная территория, куда входят «постройки, необходимые в подобных учреждениях»: часовня, театр, изолятор, пекарня, парк и фонтаны. 228 учеников делили на четыре группы: маленькие (Minimes), младшие (Petits), средние (Moyens) и старшие (Grands). У каждой группы были отдельные дортуары и классные комнаты. Двери всех комнат выходили в четырехугольный двор, откуда можно было попасть в столовую.