— Оно стоит на окраине города, так что тут проблем нет. Еще вопросы?

— У меня вопрос, — снова подал голос мужчина в клетчатых брюках. Он поднялся со своего складного стула и показал рукой на Бодлеров. — А где они будут жить? Может, и требуется город, чтобы вырастить ребенка, но ведь это не значит, что какие-то шумные дети должны нарушать покой в наших домах, а?

— Да, — подхватила миссис Морроу, — я целиком за то, чтобы сироты выполняли для нас черную работу, но не желаю, чтобы они вносили в мой дом беспорядок.

Высказались и еще несколько граждан. «Правильно! Правильно!» — раздались выкрики, и в данном случае слово это означало «Я тоже не хочу, чтобы Вайолет, Клаус и Солнышко Бодлер жили у меня!».

Один из самых старых на вид Старейшин поднял обе руки вверх.

— Прошу вас, — сказал он, — нет никаких оснований устраивать столько шума. Дети буду жить с Гектором, нашим мастером-на-все-руки. Он их должен кормить, одевать и следить за тем, чтобы они выполняли черную работу. На нем также лежит обязанность обучить их всем правилам Г.П.В., чтобы они больше не совершали разных ужасных поступков — например, не говорили стоя на помосте.

— Ну то-то же, — пробормотал мужчина в клетчатых штанах.

— А теперь, Бодлеры, — произнесла еще одна Старейшина. Она сидела очень далеко от помоста, и ей приходилось выворачивать шею, чтобы видеть детей, поэтому казалось, что шляпа вот-вот слетит у нее с головы. — Прежде чем Гектор заберет вас к себе, вам наверняка хотелось бы поделиться с нами вашими проблемами, но, к сожалению, вам не полагается высказывать их прямо сейчас, а то бы вы нас ознакомили с ними. Правда, мистер По прислал нам кое-какие материалы, касающиеся пресловутого Графа Олафа.

— Омара, — поправила миссис Морроу, тыча пальцем в газету.

— Тихо! — сказал первый Старейшина. — Итак, Бодлеры, вас, несомненно, беспокоит проблема небезызвестного Олафа, но в качестве вашего опекуна город защитит вас. Специально по этому поводу принято новое правило номер девятнадцать тысяч восемьсот тридцать три. Оно ни при каких условиях не допускает проникновения в город злодеев.

— Правильно, правильно! — послышались голоса, и Старейшины, как один, закивали, так что вороньи шляпы запрыгали у них на головах.

По-прежнему глядя в пол, человек в комбинезоне молча подошел к помосту и повел детей из зала. Бодлеры заторопились вслед за ним, стараясь нагнать мастера, который за все это время не проронил ни слова. Может быть, ему не хотелось брать на себя заботы о троих детях? Или он сердился на Совет Старейшин? Может, он вообще немой? Бодлерам вспомнился один из сообщников Графа Олафа — не то мужчина, не то женщина, который всегда молчал. Дети шли сзади Гектора, держась в нескольких шагах от него, так как боялись подойти ближе к человеку, такому странному и молчаливому. Но едва Гектор, открыв дверь, вышел вместе с детьми из ратуши, он испустил глубокий вздох облегчения, и это был первый звук, который Бодлеры услышали от него. Затем он посмотрел прямо на детей и улыбнулся кроткой улыбкой.

— Пока не выйду из ратуши, все время нахожусь в напряжении, — сказал он приятным голосом. — В присутствии Совета Старейшин я испытываю робость. И все из-за их строгих правил! Я до того робею, что всегда молчу на их собраниях. А как только покину здание — так чувствую себя несравненно лучше. Ну а теперь, раз уж нам придется проводить много времени вместе, давайте кое-что уточним. Во-первых, зовите меня Гектор. Во-вторых, вам, надеюсь, нравится мексиканская пища — я большой мастер ее готовить. А в-третьих, я хочу вам показать кое-что чудесное. Мы как раз вовремя — сейчас начнет заходить солнце.

И так оно и было. Бодлеры не заметили, что, когда они покидали ратушу, дневной свет угасал и солнце как раз начало садиться за горизонт.

— Очень красиво, — вежливо сказала Вайолет. Она никогда не могла понять всех этих восторгов по поводу заката.

— Ш-ш-ш, — остановил ее Гектор. — Не о закате речь. Постойте немножко и последите за воронами. Это произойдет в любую секунду.

— Что — это? — спросил Клаус.

— Ш-ш-ш, — повторил Гектор, и тут это произошло. Совет Старейшин уже оповестил Бодлеров о вечерних привычках ворон, но троица пропустила сообщение мимо ушей, иначе говоря, дети «ни на секунду не задумались, каково бывает, когда тысячи ворон поднимаются в воздух, чтобы переселиться на новое место». Первой в воздух взмыла громадная ворона, сидевшая на почтовом ящике, и, громко хлопая крыльями, начала (или начал — на таком расстоянии невозможно было разобрать, кто это) описывать большой круг над головой у детей. Затем взлетела ворона с подоконника одного из окон ратуши и присоединилась к первой, затем еще одна — из соседнего куста, и еще три с тротуара, а затем сотни ворон одновременно поднялись вверх и стали кружить в воздухе, и казалось, что над городом приподнялась темная завеса. Бодлеры наконец смогли увидеть, как выглядят улицы, рассмотреть все детали домов, между тем как все новые тучи ворон покидали свои дневные насиженные места. Но дети почти не смотрели на город. Не отрываясь они глядели вверх, на непостижимое и прекрасное зрелище: тысячи птиц, кружащих в небе.

— Разве не чудесно? — воскликнул Гектор. Он вытянул вверх свои длинные тощие руки и повысил голос, чтобы перекричать шум крыльев. — Разве не чудесно?

Вайолет, Клаус и Солнышко согласно кивнули и продолжали смотреть на стаи ворон, круживших над ними точно сгусток дрожащего дыма или большая клякса черных чернил, какими я пишу сейчас, описывая эти события и которые непостижимым образом очутились на небесах. Звук, издаваемый крыльями, походил на шорох миллиона одновременно перелистываемых страниц, а поднятый крыльями ветер обвевал детские улыбающиеся лица. На миг, ощущая несущийся им навстречу поток воздуха, Бодлеровские сироты испытали такое чувство, словно и они сейчас поднимутся ввысь, прочь от Графа Олафа, прочь от своих тревог, и присоединятся к птицам, кружащим в вечернем небе.

— Ну разве не чудесное зрелище? — повторил Гектор, когда вороны перестали описывать круги и в виде необъятного черного облака повисли над домами, а потом стали удаляться. — Ну правда ведь чудесно? Просто бесподобно. Кстати, слово это значит то же, что «чудесно».

— Да, действительно бесподобно, — согласился Клаус, но не добавил, что это слово он знает с одиннадцати лет.

— Я любуюсь этим зрелищем почти каждый вечер, — продолжал Гектор, — и каждый раз оно меня поражает. И почему-то вызывает чувство голода. Что мы будем есть сегодня вечером? Как насчет куриных энчиладас? Это мексиканское блюдо — в маисовые лепешки заворачивают начинку из курицы, покрывают расплавленным сыром и подают с особым соусом, которому я научился у моего учителя еще во втором классе. Как вам это?

— Звучит восхитительно, — ответила Вайолет.

— Что ж, отлично, — одобрил Гектор. — Я не жалую чересчур привередливых едоков. До моего дома путь неблизкий, так что поговорим по дороге. Давайте я возьму ваши чемоданы, а вы двое понесете малышку. Я знаю, вам пришлось идти от автобусной остановки пешком, так что с нее путешествий уже хватит.