Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И буду такой же, как теперь,
Только ростом повыше.
Я — только гадалка. Как мне не лгать?
Священником был мой отец, а прокаженной — мать.
Качелями было распятье, а зыбкой — морская волна.
Крестила меня бесовская сила — кто, как не она?
Духовные песни я звонко пою:
Так близко крестили меня к алтарю!
Играла я в детстве с ужом и лягушкой —
Ей камушек донный служил погремушкой.
Венок травяной я видела, кстати,
Что русалка сплела своему дитяти,
А также сполохи речного огня,
Что феи зажгли — жаль, что не для меня…
Когда все пройдет и все разъяснится,
Я стану монашкой, я стану блудницей.
Сквозь речные кусты туманным днем
Отец мой к нам шлепал почти босиком,
Чтоб я не умерла в одночасье, молясь,
Стеная, что я рождена в поздний час!
А мама святого отца привечала
На корточках, лик его сердцем вбирала,
А мы с ней на мшистом прибрежье резвились —
Не тем богам, что священник, молились.
Учил он меня латыни постылой
И грекам древним… Ох, тяжко мне было!
Священник уйдет — мы славили ересь
И тешили дьявола — он ждал, ощерясь.
Ни зелени, ни цветов не видала,
Кроме канав, пока взрослой не стала.
От мамы — шлепок, от отца — наставленье.
Какое же это было мученье!
Чадо священника и прокаженной,
Такой я выросла — тварью бессонной!
Умолкла ты; слезинки прозрачные застыли,
Как радуга, на темных ресницах — ну и что ж?
Ужель девичью грусть излить нельзя иначе,
Чем плача в темноте, покуда не уснешь?
Когда в душе твоей опять проглянет солнце,
Боюсь я, что ты плакать разучишься совсем
И засветло уснешь, и навсегда утратишь
Сиянье на ресницах, что слезы дарят всем.
Я не хочу, чтоб веки набрякли от рыданий
У вас, глаза прекрасные; обрызгайте чуть-чуть
Ладонь, к лицу прижатую; на тонкой платья ткани
Оставьте капли слез — ведь их легко смахнуть.
Я наблюдала, как ты смаргиваешь слезы,
И вспоминала лица, что ветер мне пригнал —
Смеющиеся лица, красивые и гордые…
Но самые чудесные — не те, кто слез не знал!
Оплетенное злом и добром, как только способно сердце
Спокойно, размеренно биться?
Оно, как мотор на холостых оборотах,
в механизм вселяет разброд:
Кисть становится зеленоватой, а кое-где иссиня-желтой,
Ведь пульс перебои дает
Вслед за каждым сердечным толчком.
Или, не пожелав повториться
В ярких битвах, которым уже не сбыться,
Отчаявшись, сердце идет к концу,
А тепловатая кровь, лениво от усталого сердца отхлынув,
Не дойдя ни до кисти, ни до виска,
Образует заливы, пока
На миг не замрет, пока бледность не подступит к лицу,
Пока между диастолой и систолой не исчезнет граница.
Кто ты таков, что я, стремясь
К тебе, ночей не сплю?
Зачем из-за тебя и днем
И ночью слезы лью?
Кто ты таков, что, по тебе
Томясь, я ветра шум
Все слушаю лицом к стене,
В плену тяжелых дум?
Есть люди похрабрей тебя
И, верно, подобрей:
Кто ты таков, что ты один
Всегда в душе моей?
Что женский разум неказист,
Вам всякий подтвердит…
Кто я такая, что в любви
Мне высший смысл открыт?..
Ища, отчего печалится сердце,
Я постигла, о чем грущу:
Речи людские невмочь мне слушать;
Город постыл мне. К морю хочу!
Хочу я волны соленую сладость
И ветер морской опять ощутить;
Пусть будет то грохот, то шелест прибоя —
Гул его никогда не избыть.
А раньше, за мой палисад цепляясь,
Душистый горошек остовы нес
По кромке земли и зимнего моря…
Тогда мне, конечно, легче жилось.
А раньше на волны взбиралась утром,
Под вечер из туфель песок трясла.
Сейчас я — пленница зданий-громадин.
От шума, от света жизнь не мила!
Услышать бы снова, как стонут сваи —
Над ними ветром корежит причал;
Увидеть бы груз грохочущих бочек,
Запруду, что частокол ограждал;
Увидеть бы снова коросту ракушек,
Наросшую на обломках судов,
Услышать бы крики голодных чаек,
Кружащих над пеной морских валов;
Почуять бы снова качку хибарки
В час, когда наступает отлив,
Понять, что вздымается пресная влага,
Страшиться сирены, глаза закрыв…
Боже, каким это было бы счастьем —
Вновь очутиться в родных краях,
На Мэнском прибрежье толк понимая
В судах, в ракушках и в якорях!
А стало все это таким несчастьем!
Здесь мне счастья не знать никогда.
Без моря я прожила так долго —
Была бы рядом морская вода!..
Сердце голодное жаждет того,
Что приелось сытым сердцам.
Красоту и добро я из ничего
Добуду и сердцу отдам.
Ненасытна его нужда,
Ибо сердце растет всегда.
Когда оскудеет моя душа,
Утолит свой голод сполна,
Быть может, я не дам и гроша
За землю — на что мне она?
Не стану бродить под ночным дождем,
Запах травы различая в нем…
Могучий Дух, всех превзойдя,
Мнет землю мерными шагами.
Велик он, даже в скорбь уйдя
По тем, кого уж нет меж нами.
Для смерти люди рождены,
И каждому свой срок положен.