– Спасибо всем, кто пришел сюда этим вечером. Но хочу выразить особую благодарность моей многострадальной команде за то, что терпели меня в течение пятнадцати последних сезонов: красавице и бесценной помощнице Рейчел, без которой я никак не смогла бы обойтись, и, конечно же, исполнительному продюсеру Максу Хестону, работавшему со мной буквально с первого дня.

Макс ответил ей на эти слова широченной улыбкой:

– Поосторожней с воспоминаниями, Кит. Я ведь все еще не забыл наши споры по поводу подкладок под плечи жакетов, которые ты так хотела заиметь, посмотрев «Династию».

Китти рассмеялась:

– Спасибо, что повеселил нас этим забавным моментом из прошлого, но главное – за устроенный тобой столь чудесный и совершенно не заслуженный мною ужин. Как знает почти каждый из вас, я никогда не стремилась оказаться в центре внимания, предпочитая оставаться всего лишь той, кто задает вопросы. Но могу сделать одно важное признание. С того момента, когда я увидела Джона Фримана, бравшего интервью у Гилберта Хардинга в программе «Лицом к лицу» 1960 года, я крепко попалась на крючок. Я наблюдала, как этот поистине великий человек, один из немногих комиков, способных заставить рассмеяться даже моего отца своей игрой в фильме «Что я могу сказать?», был доведен до слез. Его истинная сущность, которую он пытался прятать под маской всю его жизнь, стала видна всем. Мне едва исполнилось десять, но уже тогда я остро ощущала, как меня против воли заставляют играть несвойственную моему характеру роль. И вот в тот день, сидя перед черно-белым телевизором в гостиной родительского дома, я поняла, что такая проблема не только у меня, и это стало для меня истинным откровением.

Она посмотрела в зал, где все взгляды были устремлены на нее.

– Скрытые стороны человеческой натуры с тех пор всегда вызывали во мне жгучий интерес. Поскольку то, что мы видим на поверхности, очень редко совпадает с тем, что происходит у человека внутри, в глубине души. И потому я всегда старалась использовать телевидение, чтобы докопаться до правды. Немногие из нас сумели добиться «Оскара» или выиграть золотую олимпийскую медаль, но большинство, в той или иной степени, прошли через ту же борьбу, преодолели те же препятствия, как и наши кумиры. Настолько глубокие страдания, тяжелые препятствия, что они зажгли огонь в их сердцах, заставили сражаться в полном одиночестве, но добиться успеха.

Она взяла бокал шампанского с подноса стоявшего рядом официанта, который доброжелательно ей улыбнулся.

– Я хотела бы поднять этот бокал за всех, кто оказался достаточно смел, чтобы снять с себя маску и поделиться со всеми своей болью. Я бесконечно горда за всех гостей своего шоу, которые показали себя с новой стороны и сумели задеть зрителей за живое, – напомню, что некоторые из вас помогли Би-би-си добиться самых высоких рейтингов в истории телекомпании. Я, конечно же, опечалена тем, что вынуждена сама сойти со столь высокого пьедестала, но поняла: так будет лучше, чем дожидаться момента, когда меня заставят это сделать.

– Этого бы не произошло никогда! – донесся выкрик откуда-то из глубины зала, и Китти вновь чуть заметно улыбнулась.

– Дочь полицейского, выросшая в окрестностях Брайтона, я, разумеется, и не мечтала оказаться однажды в обществе столь потрясающих людей, как вы. Спасибо еще раз, что пришли. А теперь, пожалуйста, ешьте, пейте и совершайте самые сумасбродные поступки.

Когда стихла новая волна аплодисментов, Китти повернулась, чтобы пройти к своему столику, но задержалась, услышав, как кто-то постучал ножом по бокалу. Это был Макс, поднимаясь и одаривая аудиторию своей самой обаятельной и теплой улыбкой.

– Я познакомился с Китти, когда был еще относительным новичком в телевизионном бизнесе, только что получившим повышение на должность продюсера Би-би-си, молодым и чертовски привлекательным парнем, если память мне не изменяет.

– Можно подумать, ты даже не догадывался о своих мужских достоинствах! – откликнулась на это Китти, вынудив Макса слегка нахмуриться.

– Сейчас мне не дадут соврать все те, кто хорошо знает Китти: она всегда обладала непостижимой и совершенно обезоруживавшей способностью убедить тебя, что любое ее желание полностью совпадает с твоими личными интересами. Помню, в 1985 году один из моих коллег в отделе развлекательных программ спросил, не хотел бы я взять на работу в качестве своей помощницы девушку, писавшую ему письма каждый день и почти сводившую его этим с ума.

Смех пробежал по залу, прежде чем Макс продолжил:

– Мне в то время как раз была нужна журналистка для сбора фактов к шоу «Паркинсон», и я согласился. На следующий день на студии появилась эта темноволосая и темноглазая, невероятно умная девица и сразу активно взялась за дело.

Он улыбнулся в сторону Китти, а она в ответ подняла свой бокал.

– За несколько лет Китти Кэннон стремительно поднялась по карьерной лестнице, в результате добившись права вести свою собственную передачу. Так родилось то, что негласно получило название «пушечное ядро»[3]. Тем из вас, кто не слышал этого термина, поясню – он имеет отношение к изумительному таланту Китти заставить собеседника расслабиться, а затем неожиданно взорвать заранее подготовленный и совершенно уникальный снаряд. Гранату, если угодно. Я считал, что знаю все о репортерских расследованиях, пока не встретил Китти. Она знала о своих гостях то, о чем не догадывались даже их мужья или жены. В считаные дни она превратилась для нас в сокровище национального масштаба, и я несказанно горд, что стал участником этого увлекательного аттракциона, порой напоминавшего американские горки, на протяжении многих лет. Китти! Ты добра и великодушна. Тебя не забудут. А я счастлив, что вправе называть себя твоим другом.

Когда подали ужин, Китти обошла все столики один за другим, приветствуя гостей, отпуская комплименты их внешности, напоминая им об их собственных, пусть и не столь выдающихся достижениях, – она умела это делать, как никто другой.

Усевшись затем на свое место, она ощутила в кармане вибрацию своего мобильного телефона. Рейчел прислала сообщение, что она уже через пять минут сможет привезти нужное платье. Китти поспешила набрать ответ.

«Не беспокойся больше о платье, дорогая моя. Я прекрасно обойдусь без него. Ты, должно быть, смертельно устала. Отправляйся домой. Спокойной ночи!»

4 февраля 2017 года, суббота

Лифт снова сломался. Сэм пришлось пешком подняться по лестнице жилого дома, носившего название «Уайтхок эстейт», чтобы войти в квартиру Наны. Там они с Эммой поселились после того, как буквально сбежали от Бена два месяца назад, после особенно бурной ссоры с ним.

– Нана? – прошептала она, с трудом восстанавливая дыхание после долгого подъема по ступеням.

Ответа не последовало. Она тихо прошла по коричневой растрепанной ковровой дорожке в гостиную, где в газовом камине горел огонь. Нана спала в кресле-качалке, а Эмма свернулась калачиком под одеялом на диване. В тусклом освещении Сэм услышала знакомый запах чего-то испеченного на кухне и сразу почувствовала, что наконец оказалась дома. Фотографии в рамках покрывали чуть ли не каждый дюйм стен, плотным рядом стояли на подоконнике. Там были снимки, сделанные во время многочисленных походов Наны и дедушки с ночевками в палатке, один из которых закончился аж в Гретна-Грин[4], куда они попали благодаря своей эксцентричности. Также были фото голенькой крошки Эммы на пляжах, где она строила замки из песка, но Сэм больше всего смущали ее собственные изображения. Совсем еще юная, она напоминала на них неуклюжего и беззубого Мика Хакнелла[5].