– Похоже, что у тебя все в порядке, – осмелился вставить Купер.

Он был встревожен. Движение головы теперь повторялось, а пятки барабанили по полу. Он наконец-то догадался, что жужжание доносится из ее протеза.

– Да пошли и они тоже, – легко бросила она. – Независимое производство – вот это для меня. Делать собственную продукцию. Я тебе покажу кое-какие записи. Никаких больше НОЗ, никаких «Трендекс». Только я и один или двое друзей.

– НОЗ?

– Наименьший общий знаменатель. Мои зрители. Мозги восьмилеток в телах возрастом тридцать один и тридцать шесть сотых года. Демография. Жертвы рака мозга.

– Их такими сделало телевидение, – заметил он.

– Конечно. И им это нравится. Никто и никогда не смог их недооценить, и никто и никогда не смог дать им достаточно телебредятины. А я больше и пытаться не стану.

Она встала и с разворота вышибла дверь. Та рухнула в коридор, покачиваясь на глубокой вмятине, которую ее кулак проделал в металле.

Все это было само по себе дико, но когда грохот от упавшей двери стих, Гэллоуэй так и осталась стоять в полуразвороте, вытянув руку с кулаком. Жужжание стало громче, превратившись в завывание, сопровождающееся чем-то вроде звука сирены. Она обернулась.

– О, проклятье, – проговорила она голосом, который становился все выше с каждым словом. – Кажется, меня заклинило.

И она разрыдалась.

* * *

Куперу были знакомы причуды супербогатых и суперзнаменитых. Он думал, что понимает смысл популярности. Вскоре он узнал, что не знает о ней ни черта.

Успокоил он ее за несколько минут. Через какое-то время она заметила небольшую толпу, собравшуюся вокруг того места, где находилась дверь. Люди перешептывались и показывали на женщину, сидящую на кровати Купера в странной позе с вытянутой рукой. Ее глаза стали холодными, и она попросила у Купера телефон.

Через тридцать секунд после ее первого звонка в коридоре появились восемь работников БШЭ. Охранники оттеснили зевак, а инженеры установили новую дверь, для чего пришлось заменить две покореженные дверные петли. На все это ушло менее четырех минут, а к тому времени Гэллоуэй завершила второй звонок.

Всего она сделала три звонка, и ни один из них не продолжался более двух минут. Во время одного из них она мило поболтала с кем-то из «Telecommunion Network» и вскользь упомянула, что у нее проблема с протезом. Выслушав ответ, она поблагодарила человека на другом конце линии и закончила разговор. Звонок в «GM&L» – конгломерат, владеющий «Сайдкик инкорпорейтед» – был деловым и коротким.

Через два часа в дверь постучал ремонтник из «Сайдкик»[4]. И лишь на следующий день Купер понял, что этот человек был на поверхности Земли, когда ему позвонили, и что для его доставки сюда был использован специальный корабль, разгонявшийся с ускорением в один «g» на протяжении всего пути. И что корабль этот вез только ремонтника и его комплект приборов, который он быстренько открыл и подключил к терминалу компьютера на стене, после чего занялся диагностикой и ремонтом.

Но за эти два часа…

* * *

– Если хочешь, чтобы я ушла, то я уйду, – сказала она, глотнув из третьего бокала вина Купера.

– Пожалуйста, не надо.

Она все еще сидела застывшая, как кадр из боевика. Ноги и правая рука у нее работали, но от бедер и выше по спине и вниз по левой руке протез закоротило. Смотрелось это жутко неприятно. Купер спросил, может ли он что-то для нее сделать.

– Вообще-то, ничего страшного, – ответила она, опуская подбородок на вытянутую руку.

– А они смогут его починить?

– О, конечно. – Она допила вино. – А если нет, то я просто останусь здесь, и у тебя появится настоящая говорящая мебель. Человек-вешалка для шляп.

Она взяла свою рубашку с кушетки и набросила ее на застывшую руку, потом улыбнулась ему. Улыбка приятной не была.

Он помогал ей снять рубашку. Это было примерно как раздевать статую. Идея заключалась в том, чтобы проверить протез на наличие мелких повреждений и видимых трещин, что вызвало бы необходимость быстрого снятия аппарата. Такая перспектива ее явно не обрадовала бы. Но, насколько он мог судить после осмотра, протез был физически цел. Повреждение возникло на уровне электроники.

Так у него появилась возможность максимально разглядеть вблизи техническое чудо этой эпохи – даже ближе, чем накануне вечером, когда они занимались сексом. Тогда правила приличия не позволяли на него пялиться. Теперь же у него имелось идеальное оправдание, и он им воспользовался сполна.

Когда он думал о протезе, его даже пугало, что конструкторы упаковали так много энергии в механизм, которого практически не было. Самая массивная часть протеза приходилась на ядро, которое было сегментировано, обернуто в мягкий пластик телесного цвета и охватывало ее позвоночник от ягодиц до затылка. Его толщина нигде не превышала трех сантиметров.

От ядра лучами расходилась тончайшая сеть золотых цепочек, лент и браслетов, образующая настолько хитроумную систему, что можно было почти поверить, что все это украшения, а не провода, подающие питание на участки, позволяющие ей двигаться. Ленты, сплетенные из золотых проволочек, проходили крест-накрест между ее грудей и соединялись тонкой золотой цепочкой с волнистой S-образной деталью, скрытой под волосами и подсоединенной к задней части золотой тиары, из-за которой она походила на Чудо-Женщину из комиксов. Спиральные ленты, выполненные в виде змей, обвивали ее руки, кусая друг друга за хвосты, пока последние не соединялись с толстыми, инкрустированными драгоценностями браслетами на запястьях. От браслетов, в свою очередь, отходили проволочки толщиной в волос, переходящие в кольца на пальцах, по одному на каждый сустав, и в каждое был встроен бриллиант. Во всех остальных частях тела эффект был во многом таким же. Каждая деталь была сама по себе прекрасным ювелирным изделием. Худшее, что можно было сказать про Меган Гэллоуэй в «обнаженном» виде, – только то, что она демонстративно украшена драгоценностями. Если не обращать на такую чрезмерность внимания, то выглядела она абсолютно ошеломляюще: позолоченная Венера или изображенная фэнтезийным художником амазонка в полном, но непрактичном доспехе. Одетая, она смотрелась как все, если не считать тиары и колец. Протез не имел угловатых поверхностей, натягивающих одежду или выпирающих под неестественными углами. Купер предположил, что для Гэллоуэй это было столь же важно, как и то, что протез смотрелся очень красиво и, безусловно, не как ортопедическое устройство.

– Он уникальный, – сказала она. – Других таких нет.

– Я не собирался на него пялиться.

– О, небо! – воскликнула она. – Ты и не пялился. Ты настолько демонстративно не пялился, что наверняка был переполнен восхищением. И нет… ничего не говори. – Она подняла работающую руку и подождала, пока Купер снова не сядет. – Прошу тебя, хватит извинений. Я очень хорошо представляю, какую проблему создаю для человека с хорошими манерами и любопытством, и я нечестно поступила, высказавшись насчет пялиться или не пялиться. Это делает тебя виноватым независимо от того, как ты себя ведешь.