с Мажвидо-аллеей, веду мимо столиков, приставленных к стойке бара. Кафе похоже на вагон-ресторан – такое же вытянутое, и так же покачивает, когда разворачиваешь поезд на обратный путь домой. Но не пить мы сюда сегодня пришли. Нет-нет, не неси, официант, улыбаясь и подмигивая, пиво со специальным раскрепощающим порошком! Неси сегодня кофе! Два кофе! И не дергай ты так похабно своим правым глазом, пойми, это же Дана, моя милая Дана!

– Как тебе здесь?

– Классно, но уж больно накурено!

– Хочешь, уйдем!

– Нет-нет, давай просто попьем кофе.

Несут кофе, ставят нам на столик. Рассеянно киваю – весь в опасениях сморозить или сделать что-то не так.

– Дима, ты так вчера напился. Меня целовал.

– Правда?! – ужасаюсь.

– Шутка! – смеется. – Ты правда ничего не помнишь?

– Нет. Я вел себя ужасно?

– Предлагал нам пожениться.

– А ты?

– Я, конечно же, была согласна.

– А потом?..

– А потом ты с Айварами, с Большим и Маленьким, куда-то срулил.

Так вот почему так ухмыляется этот официант. Мы бухали именно тут. Именно тут я и подцепил какую-то кралю, помню, тискал ей сиськи и целовал взасос. А Айвары вдвоем напротив хлестали рюмку за рюмкой и меня провожали в дальний путь. Я вспомнил, что это было что-то вроде мальчишника.

Справка. У нас в классе есть два Айвара. Один очень высокий – играет в баскетбол и говорит по-русски с едва заметным стальным акцентом. Другой – коренастый, жмет у себя в подвале штангу и курит траву с Тимкой из соседней парадной. Носит широкие штаны и слушает Ice Cube. Большой Айвар предпочитает пиво и литовскую попсню. Что Большой, что Маленький – они мои дружбаны. Как уже стало понятно, частенько все вместе, и с Витюхой тоже, напиваемся вдрабадан! Витюха смешно чихает и чем-то похож на индейца из книжек Фенимора Купера. Книжки я не читал, но видел картинки – вылитый Витюха! Пьем частенько и у Витюхи на квартире, режемся на Sega – в «Мортал Комбат», смотрим порнуху и фильмы с Джимом Керри и веселыми ниггерами. Все это удивляет и радует. Маленький Айвар шарит в математике. Витюха много прогуливает из-за того, что много спит. Но только Большой Айвар и может вытащить меня из дома, когда у меня хандра. Конец справки. Продолжаем разговор…

Кто-то кидает камушки в окно. Наверное, Андрюха, но я лежу на своей кровати и даже не думаю выглядывать в окно. Мне он стал неприятен. Так нельзя. Я ничего не понимаю. Но мне плевать. У меня есть Дана. Думая о ней, я улыбаюсь.

Раздается звон разбитого стекла, в комнату влетает массивный булыжник.

– Ты что, охренел?! – подлетаю я к окну. Смотрю во двор. Там никого нет, только ветер тащит по земле лист газеты. Испуганно поджав хвост, пробегает мимо собака, шмыгает под арку.

Небо серое. Неприветливое. Бабуль храпит за стеной. В комнате быстро становится холодно. Меня пробирает дрожь.

Вздрагиваю от телефонного звонка.

– Алло!

– Алло! Алло! Сын!

– Папа?!

– Слышишь меня? Как вы там?

– Хорошо папа! Все хорошо! Как ты? Мы очень скучаем!

– У меня все отлично! Мы сейчас у берегов Аргентины! Скоро уже поплывем домой!

– Папа, как погода? Хотя плевать… Сейчас позову бабушку!

– Сын, как ты? Как учеба? Я не слышу тебя! Как бабушка? Дима! Я не слышу…

Связь обрывается. Слушаю, сжав судорожно трубку, короткие гудки. Жду. Жду чуда! Так хочется опять слушать отца, его взволнованный и радостный голос. Я понимаю, что невероятно по нему скучаю, по щекам текут слезы. Я не замечаю, я пытаюсь между коротких гудков поймать его голос.

– Папа, я так по тебе скучаю…

Комната усыпана осколками. Телефонная трубка захлебнулась гудками. Бабуль спит. Я сползаю на пол, и у меня начинается истерика. Слезы душат меня.

– Я так по вам скучаю…

Мне было шесть, когда умерла мама. Я ничего не понимал. Совсем ничего. Мне только сказали:

– Мама улетела на небо.

Но не настолько я был мал.

– Мама умерла?

– Да.

Вокруг меня были одни незнакомые люди, они меня гладили по голове и повторяли:

– Бедный мальчик…

– Почему мама умерла? – допытывался я.

– Она болела и умерла.

– Почему врачи ее не вылечили? – не успокаивался я.

Я не плакал. Был серьезен, сосредоточен, требователен к ответам.

А они все повторяли:

– Бедный мальчик.

Я смотрел на маму. Она, закрыв глаза, лежала неестественно вытянувшись, была ненастоящей. Я еще сомневался, но, когда мне сказали поцеловать ее в лоб перед тем, как ее начнут засыпать землей, под губами я почувствовал что-то очень холодное и твердое. Как лед. Я заплакал. Заплакал от ужаса.

Они шептали вокруг все одно и то же:

– Бедный… бедный…

А я точно знал, что меня обманули. Что это не может быть моей мамой. И я очень боялся того, что закапывали. Я обхватил ноги отца, вжался в них и дрожал. И требовал:

– Я хочу к маме! Пустите маму ко мне.

Мне казалось, что ее не пускают все эти люди. Я рыдал от ненависти к ним.

Смотрите, вот фотография. Я сижу рядом с мамой. В руках у меня шариковая ручка, я рисую самолеты со звездами на крыльях, но теперь отвлекся и смотрю в объектив. Улыбаюсь. Улыбается мама. Наши улыбки очень похожи, овал лица, глаза мамины, нос папин. Мама чистит картошку и бросает ее в кастрюлю с водой, картошка, падая, брызгается, капли взрывают мои самолеты. За нашими спинами, посмотрите, видны старые часы с кукушкой, часть окна, занавески, тюль с крупными изображениями ромашек. Мама в домашнем халате. Я в оранжевой пижаме. Фотография черно-белая.

Еще есть аудиопленка.

– Мама, я хочу риса.

– Больше ты ничего не хочешь?

– Мама, я хочу риса!

– Расскажи лучше стишок.

– Какой стишок! Какой еще стишок! Я усе скагал.

– Не балуйся! Вот на елку пойдешь – что ты будешь рассказывать Деду Морозу?

– Вырастала елка!!!

– И все?

– Все!

– Ну и подарка не получишь! Вот в прошлый раз только благодаря мне ты получил котика!

– У меня уже был такой котик, не надо мне два таких котика…

– Ы-ы! Поплачь…

– Ты! Поплачь!

– А если Лена придет, что ты ей скажешь?

– Лена, покажи калена!.. Писать хочу!

– Давай, пописай в баночку.

(журчащий звук)

– А-а-а… – блаженный вздох.

– А теперь покакай, – смех.

– Риса хочу!

Приходит Большой Айвар, чуть ли не силой вытаскивает меня на улицу, спасает от накатившей тупой меланхолии. Идем к Маленькому Айвару. Берем с собой его собаку. Зовут ее Герда, порода «колли», добрая и неповоротливая. Идем в парк Мажвидаса, материмся, пошлим, разглядываем идущие впереди задницы. У меня выпытывают подробности моего соития с