— Ну разве я могла отказаться? — так я сказала Андреасу в нашей спальне поздно ночью. — Нам нужны деньги, да и, кроме того, может, мне и удастся помочь этим людям в поисках дочери.

— Думаешь, Сесили еще жива?

— Вполне возможно. Но даже если и нет, быть может, я смогу выяснить, кто ее убил.

Андреас сел. Он целиком стряхнул сон и явно встревожился за меня. Я почувствовала себя виноватой за доставленное ему беспокойство.

— Сьюзен, когда ты в прошлый раз отправилась на поиски убийцы, это закончилось не слишком удачно, — напомнил он.

— Сейчас дело обстоит иначе. Эта история не имеет никакого отношения ко мне лично.

— Что служит лишним доводом не лезть в нее.

— Возможно, ты прав. Но…

Я приняла решение, и Андреас это знал.

— К тому же мне по-любому требуется передышка, — заявила я. — Уже два года прошло, Андреас, и, за исключением выходных на Санторини, мы нигде не были. Я совершенно вымоталась: постоянно приходится тушить пожар, без конца крутиться, чтобы все работало. Думаю, ты меня понимаешь.

— Ты хочешь передохнуть от отеля или от меня? — спросил он.

Я не была уверена, что знаю ответ на этот вопрос.

— Где ты остановишься? — продолжил пытать меня Андреас.

— У Кэти. Будет здорово повидаться с сестрой. — Я положила руку ему на плечо и ощутила теплую плоть и рельеф мускулов. — Ты прекрасно управишься и без меня. Я попрошу Нелл прийти и помочь. И мы будем каждый день созваниваться.

— Я не хочу, чтобы ты уезжала, Сьюзен.

— Но ты же не собираешься останавливать меня?

Некоторое время он молчал, и я видела, как в нем происходит борьба: мой Андреас против Андреаса-грека.

— Нет, не собираюсь, — сказал он наконец. — Ты вправе делать то, что считаешь нужным.

Два дня спустя Андреас доставил меня в аэропорт Ираклиона. По дороге из Айос-Николаоса, когда проезжаешь мимо Неаполи и Лассити, встречаются воистину красивейшие участки. Местность там дикая и пустынная, вдали тянутся горы, и ощущение такое, что минули тысячелетия, а этот край почти совсем не изменился. Даже автомагистраль, начинающаяся после Малии, проложена среди захватывающего дух ландшафта, а к концу она идет на спуск, и перед тобой вдруг открывается широкий пляж из белого песка. Возможно, именно поэтому мне взгрустнулось — при мысли о том, что́ я оставляю позади. Внезапно все трудности и вся рутина управления «Полидорусом» выветрились из памяти. Вспоминались ночи, волны и pansélinos — полная луна. Вино. Смех. Моя простая жизнь.

Собираясь в дорогу, я сперва намеренно достала самую маленькую из сумок. Я подразумевала, что для Андреаса и меня самой такой выбор должен был стать свидетельством, что это всего лишь короткая деловая поездка и совсем скоро я буду дома. Но, роясь в гардеробе и глядя на одежду, которую не носила два года, я поймала себя на мысли, что навалила на кровать гору вещей. Меня ждет возвращение в английское лето, а это значит, что будет жарко и холодно, сыро и сухо — и все в один день. Жить мне предстоит в дорогом загородном отеле. Там, не исключено, действует дресс-код для ужина. И мне платят десять тысяч фунтов. Нужно выглядеть профессионалом.

Поэтому, приехав в аэропорт Ираклиона, я тащила за собой старый чемодан на колесиках. И эти самые колесики назойливо скрипели, катясь по бетонному полу. Мы остановились на минуту в зале ожидания, под резкими струями кондиционированного воздуха и еще более резким светом электрических ламп.

Андреас обнял меня.

— Обещай, что будешь осторожна. И позвони, как только доберешься до места. Мы можем использовать «Фейстайм».

— Если вайфай не подведет!

— Обещай, Сьюзен.

— Обещаю.

Взяв обеими руками за плечи, он поцеловал меня. Я улыбнулась ему и покатила чемодан по направлению к дородной хмурой гречанке в синей форме. Она проверила мой паспорт и билет, а потом отправила проходить досмотр. Я обернулась и помахала.

Но Андреас уже ушел.

Возвращение в Лондон стало своего рода потрясением. После долгого пребывания в Айос-Николаосе, по сути всего лишь разросшейся рыбачьей деревушке, я очутилась посреди мегаполиса и оказалась совершенно не готова к его быстрому ритму, шуму и скоплению людей на улицах. Все выглядело более серым, чем мне запомнилось, и трудно было смириться с пылью и бензиновыми выхлопами. От обилия новых сооружений у меня голова пошла кругом. Виды, к которым я привыкла за всю свою взрослую жизнь, изменились за каких-то два года. Многочисленные мэры столицы, с их любовью к высоткам, позволили разным архитекторам изуродовать пейзаж своими творениями, и в результате все вокруг было и чужим и знакомым одновременно. По пути из аэропорта я ехала на заднем сиденье черного такси вдоль Темзы, и строящийся квартал жилых и офисных зданий вокруг электростанции Баттерси чем-то напомнил мне поле боя. Здесь словно бы произошло вторжение неприятеля, и все эти краны с их мигающими красными огнями казались чудовищными стервятниками, клюющими разбросанные по земле невидимые трупы.

Первую ночь я решила провести в гостинице, и, честно говоря, мне было не по себе. Коренная жительница Лондона, я опустилась до статуса гостя столицы и возненавидела отель «Премьер инн» в Фаррингдоне. Не по его вине — в заведении было чисто и уютно, — а просто потому, что вынуждена была там остановиться. Сидя на кровати с розовато-лиловыми подушками и логотипом в виде «спящей луны», я чувствовала себя совершенно несчастной. Я уже скучала по Андреасу. Я отправила ему из аэропорта эсэмэску, но знала, что если вызову его по «Фейстайм», то непременно расплачусь, и это докажет, что он был прав и мне не следовало уезжать. Чем скорее я попаду в Суффолк, тем лучше. Но я не была пока готова к этому путешествию. До отъезда мне требовалось уладить пару дел.

После беспокойного сна и завтрака: яйцо, сосиска, бекон, бобы — все как в любом отеле экономичной ценовой категории, — я направилась на вокзал Кингс-Кросс, в одно из гаражных хранилищ, устроенных в арке под железнодорожной линией. Перебираясь на Крит, я продала квартиру в Крауч-Энде и почти все, что в ней было, но в последний момент решила до поры не расставаться с машиной, ярко-красным родстером «Эм-Джи-Би», купленным в момент помрачения рассудка, совпавшим с сороковым моим днем рождения. Я не собиралась больше на ней ездить, и хранить ее было безумным чудачеством — за эту привилегию приходилось выкладывать по сто пятьдесят фунтов каждый месяц. Но я просто не могла заставить себя расстаться с «Эм-Джи-Би», и в ту минуту, когда двое молодых людей выкатили мой родстер, это напомнило встречу со старым другом. И даже больше: этот автомобиль был частью прежней жизни, вернувшейся ко мне. Уже просто от заскрипевшей подо мною кожи водительского сиденья, деревянного рулевого колеса и донельзя старомодного радиоприемника над коленками я ощутила прилив симпатии к самой себе. Я дала себе слово, что, если вернусь на Крит, заберу авто с собой — и к чертям проблемы с регистрацией в греческой автоинспекции и с левосторонним движением. Стоило повернуть ключ, и машина завелась с пол-оборота. Я нажала пару раз на акселератор, наслаждаясь довольным урчанием двигателя, а потом тронулась с места и покатила по Юстон-роуд.