Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Роза застыла в оцепенении. Казалось, стоит пошевелиться, и мир рухнет. Оправдаются самые страшные подозрения: что он её бросил, что попал в аварию, что она его больше никогда не увидит.
Номеров друзей мужа у Розы не было. Она с ними никогда не поддерживала связь. Всё его окружение вызывало в ней стойкое отторжение, будто они претендовали на полагающееся ей единолично: на время Бориса, на его внимание, его чувства.
Беспокойство мутировало в панику и пустило метастазы в каждую клеточку её сущесва. Сердце то замирало, то колотилось, норовя проломить грудную клетку.
Из горла вырвался сиплый рык, и тело скрутила болезненная судорога.
Беспомощность и отчаяние терзали острыми шипами безысходности. «Ну где же ты? Где?!»
Страх сковывал по рукам и ногам и останавливал от звонка в полицию. Что она скажет? Что там ответят? Что её муж умер?
Пока ящик не открыт, кот всё ещё может быть жив.
И Роза продолжала ждать, заламывая руки и стеная.
Она била себя, чтобы перебить душевную боль, хлеставшую, как кровь из открытой раны.
— Я сбил собаку. Мне нужно побыть одному.
С этими словами он зашёл в дом, вернувшись к полуночи, и лёг в комнате для гостей.
Роза всячески пыталась выудить из него подробности, но Борис не проронил ни слова. Тогда она схватила его за грудки и со всей силы ударила кулаком в глаз, вложив всю боль последних часов в этот жест отчаяния.
Муж вскочил и замахнулся на Розу. Кулак повис над её головой. Скрежеща зубами, Борис процедил:
— Оставь меня.
Роза принялась просить прощения, плакать, ластиться.
— Прости меня, пожалуйста. Я боялась, что ты умер, что с тобой что-то случилось. Прости, я не хотела. Просто было так невыносимо. Прости.
Она ласкала его тело, и вскоре он поддался и позволил ублажить себя.
Потом обнял жену, и они вместе уснули.
Только наутро он рассказал, что сбил собаку по пути домой. Повёз её в клинику, но бедняжка скончалась по дороге. Ему звонил то один, то другой, и он выключил телефон. Повёз труп в лес, где и закопал. Потом долго сидел над свежей могилой.
Затем вернулся домой.
— Ты… ты мог хотя бы написать смс…
Борис молчал. Роза теребила край пододеяльника. Наконец он произнёс, ровно и безэмоционально:
— Прости. Я не должен был заставлять тебя волноваться.
За окном сгущался сумрак. Завывал истеричный ветер. Ветви деревьев хлестали густую пустоту, лупили её, прогоняли. Роза плакала. От обиды, от облегчения. От непонимания.
Борис заперся в кабинете. Он никуда не пошёл, остался дома.
На полу прихожей валялись клочки приглашения на вечер выпускников, отравляли должное восстановиться спокойствие. Роза с отвращением и ненавистью поглядывала на них, всякий раз теряясь в волне злорадства и негодования.
Нарыдавшись, она собрала обрывки, с остервенением порвала на еще более мелкие кусочки и спустила в унитаз. Умылась холодной водой, похлопала по лицу махровым полотенцем и осторожно подошла к кабинету. Постучала.
Ответа не последовало.
Острая мысль впилась в разболевшуюся голову: «Вдруг он выбрался через окно и ушёл на этот дурацкий вечер?!»
Роза постучала настойчивее.
Снова молчание.
Она уже было собиралась выломать дверь, но та открылась. В проёме стоял Борис. Суровое выражение лица говорило, что его сердце не смягчилось.
— Я… — пролепетала Роза.
Борис сверлил её взглядом в ожидании продолжения, которого так и не последовало.
— Что ты? — не выдержал он.
— Я не хочу ссориться…
— Я тоже не хотел ссориться. Я просто хотел сходить на этот чёртов вечер!
— Без… меня…
— Роза, слушай, опять по сотому разу? Я тебя спросил. Спросил! Неделю назад. Ты отказалась.
— Но я же не думала…
Борис стиснул зубы.
— А вот стоило бы подумать.
Из глаз Розы снова покатились слёзы. Вопреки обычаю это не растрогало, не разжалобило. Муж только ещё больше напрягся.
— Я и так стараюсь всё делать для тебя. С работы еду сразу домой. Дом — работа. Все вечера, все выходные — с тобой.
— И… и… тебе… не нравится?
— О-о-о! Да что ж такое? Роза. Чёрт возьми. Мне нравится. Но кроме дома и работы, кроме меня и тебя есть другие места и люди. И да, иногда мне хочется с ними общаться. Это нормально. Это не значит, что мне не нравится проводить время с тобой. Что ты мне надоела или не нужна. Это значит только то, что есть интересные люди. Я своих друзей уже сто лет не видел, в конце концов.
Роза опустила голову. С щёк срывались огромные капли и разбивались об пол.
— Да что с тобой такое?!
— Там будет та дура, которая тебе нравилась в старшей школе! — взвизгнула Роза и вытаращилась на Бориса.
Его глаза округлились.
— И что? Это было сто лет назад. Она теперь жирная и страшная.
— Откуда ты знаешь?!
— Видел её страничку.
Роза задохнулась от негодования.
— А зачем ты заходил на её страничку?! Всё ещё думаешь о ней?!
— Роза, ты в своём уме? Что ты несёшь? Мне просто было интересно, что со старыми знакомыми. И всё. Я заходил и к рыжему дрищу Зосе. Я и его хочу, по-твоему?
— Ты мне скажи.
В глазах сверкнула ненависть, и Роза скрылась в спальне, громко хлопнув дверью.
Мирное существование рассеивалось. Борису всё меньше хотелось домой. Розе всё больше хотелось удержать его дома.
Вместо уютных вечеров — одинокий плач. Вместо ласк и близости — истерики и скандалы.
— Вы понимаете, что ваша жена больна?
— Больна? Так дайте ей таблетку.
— Ей нужно серьёзное лечение.
— Хорошо. Лечите, пожалуйста. Только дайте что-нибудь от этих истерик.
— Дать от истерик? Боюсь, вы не совсем понимаете суть проблемы.
— Просветите меня.
— У вашей жены эмоциональная дисрегуляция. Она не не хочет, она просто неспособна управлять своими эмоциями. Всем их диапозоном. Группа препаратов, способная снизить реактивность реакций, превратит её в сонную и безразличную абсолютно ко всему. Вы получите на выходе растение, овощ.
Борис смотрел на Розу. Она сосредоточенно вышивала гладью. Он сидел в кресле и пил виски. От лечения она отказалась. «Ты считаешь меня чокнутой?!»
Сначала Борис и сам не поверил, что с ней что-то не так. Но семейный психотерапевт настаивал на точности своих предположений.
Борис много чего прочитал о поставленном диагнозе и серьёзно задумался о том, какой будет их семья. И будет ли. Сможет ли Роза справиться с воспитанием детей. Не сделает ли она их такими же.
Дом всё меньше походил на уютное гнёздышко. Подозрения и ссоры растаскивали его веточка за веточкой. Роза уделяла