Я уже и не утруждаю себя разжевыванием подробностей даже для мастеров. Они привыкли не задавать вопросов, исполняют, что велено, получают свой доход, бед не знают, вот и работают под присмотром самых толковых и преданных мне людей, не засоряя себе голову смутными догадками о злом или добром колдовстве своего благодетеля. Большая загруженность многочисленными делами выработала во мне особый стиль поведения на людях.

Отрывистые, четкие распоряжения. Беспрекословное их исполнение. Максимально короткие сроки – вот главное, что ценилось в окружавших меня многочисленных помощниках, отвечавших за различные участки многоукладной жизни крепости.

Домой возвращаться было легко и спокойно.

Образовавшийся вокруг моего скромного жилища двор жил собственной, не зависимой от меня жизнью. Окружавшие Ярославну няньки да тетки, родня да дворовые люди были, пожалуй, самым консервативным населением крепости. В их сознании ничего толком не изменилось. Я для них был новый хозяин, и любые уверения в том, что все они свободны, что могут выбрать себе дело по душе, не имели ровным счетом никакого успеха. А как появился Димка, так бабки да няньки стали ходить за ним гуртом, зорко приглядывая за наследником, оберегая его от чуждого им мира грохочущих механизмов и гремящего оружия, но не тут-то было – Дмитрий Артурович весь в меня уродился. Беспокойный и непоседливый, он пытливо изучал окружающий мир, невзирая на запреты.

Ярославна стояла под навесом во дворе, собирая на стол ужин, подаваемый тетками да бабками с летней кухни. Аким-калека, бывший во дворе боярина истопником, готовил самовар, подбрасывая сосновые шишки в гудящую топку. Димка сидел за столом, ковыряясь ножом в куске мяса, который поставила перед ним мама.

– Папка пришел! – закричал Димка, увидев меня, и, бросив нож на стол, побежал навстречу.

– Ну, привет, оболтус! Что сегодня учудил, рассказывай. Сам не расскажешь, няньки да бабки мне на ухо нашепчут!

– Я себя хорошо вел! – заявил Димка, чуть картавя, выворачиваясь из моих цепких рук. – Игорешка приходил со мной в прятки поиграть, так я лбом стукнулся, когда под сарай полез. – Сказав это, Димка продемонстрировал мне небольшую ссадину на лбу и задрал штанину, показывая здоровенный синяк на голени. – А это мы с ним потом в «битое поле» играли. Я его по плечу мечом, а он, хитрован, ударил нечестно, когда уже упал, и жикнул по ногам.

– Ну, это не страшно, это тебе урок, чтобы знал, что не всегда в жизни все честно поступают. Игорь, он ведь твой брат, и старше, вот и поучает тебя, чтоб знал больше.

Когда у вдовой Ефросиньи, невестки Еремея родился сын, дед, как и обещал, назвал в честь своего сына Игорем. Ярославна такое родство приняла на удивление спокойно, мало того, сама часто приглашала Ефросинью как лучшую подругу с детишками в наш двор, чтоб Димке одному не скучать, да и ей было бы с кем поболтать. Сам дед Еремей, хоть и стар был уже, держался на вверенной ему должности с завидным упорством. Только благодаря его стараниям я знал все, что творится вокруг крепости на соседних землях.

– Больно было, пап, может, я доспех себе сделаю? Как у тебя – железный.

– Мал ты еще доспехи носить да делать, а вот кольчугу я тебе отдам, чтобы завтра, как на праздник пойдем, было тебе в чем на людях показаться, и пояс, и меч на праздник надеть позволю. Но знай. Если ты доспех наденешь в игре, то и Игорешке, стало быть, придется в брони облачиться.

– Эдак я его вовсе не достану.

– А вот будешь есть хорошо, все, что мама тебе на стол подает, вот тогда сил у тебя и прибавится, а то сидишь, как бирюк, ножом мясо ковыряешь. Его мухи быстрей съедят, чем ты сподобишься. Смотри, Димка, – пригрозил я, – хилым будешь, немощным, коль от каши нос воротишь.

Услышав это, Димка вывернулся и бросился к столу доедать все, что ему дали. А я подошел к Ярославне, крепко поцеловал, бережно погладив уже заметно округлившийся живот.

– Бедокурит небось весь день, пострел? Вон как за лето вымахал.

– Да весь в тебя, шалопай, только и успеваем его то из мастерской твоей выгонять, то из оружейной. Ты бы хоть запоры покрепче там сделал, что ли.

– Ты за это брани, да только не сильно, а в мастерскую да оружейную пусть мальчишки заглядывают, – прошептал я ей на ухо. – Ведь нарочно делаю, чтобы оба сорванца видели, как я дверь запираю и где ключи прячу.

– А как поранятся о твое оружие, или того хуже…

– Только умней станут и поймут, что неспроста запрет. А коль обойдется, то интерес так и останется.

– Слышала я, что явился к тебе опять какой-то княжий отпрыск рыльцем вынюхивать. Еремей вон всполошился, людишек своих собрал, все шепчутся.

– Принесла нелегкая какого-то Александра Ярославовича. Кто таков, не ведаю, да только придется мне с ним быть любезным. Пусть сегодня с дороги в гостином дворе попируют, а завтра с полудня устрою ему экскурсию по крепости, чтоб потом батюшку своего забавлял дивными сказками про Коваря-нечестивца.

– Плюнь на дела, о себе позаботься, вон исхудал как от дел. Я ужин третий раз ставлю, все не идешь. Может, в ратном деле и не мое разумение, да только на рынке все купцы как один говорят, что такой крепости отродясь не видели. И что стены высокие, и что башни крепкие. За свой товар все пекутся торговые люди – жмутся к нашим стенам. Как ты и сказывал, чуют видать скорых гостей-ворогов.

– Как ты здесь без меня справляешься, солнце мое? Тяжко одной?

Застенчиво улыбнувшись, Ярославна присела на край лавки, теребя в руках полотенце.

– Да с Димкой заскучаешь разве? И по дому дел, хоть и с помощниками, а все меньше не становится. Маланья на неделе второй раз как погреба перетрясает. Все заботится, чтобы в зиму припасов было вдоволь. – Тяжело вздохнув, Ярославна подтянула к себе Димку, закончившего трескать цыпленка, вытерла ему руки и лицо и отпустила бегать во дворе. – Было время, еще до того как ты к нам в город явился, на батюшкин двор, что голод да разорение в дому были. Батюшка все по княжьим поручениям, а в дому постная каша да квашеная капуста. Мы с няньками да сестрами тогда в лес собирались по грибы. Наберем, бывало, большие кузова да до дому еле тащим и радуемся, что к батюшкиному приходу пирогов сделаем. Один кузов няньки меняли на масло, а в соседнем купеческом дворе из курятника таскали яйца. Муку пополам с трухой да опилками сеем да тесто с отрубями да обратом ставим. Не сыто с батюшкой жилось, бросал он дела домашние. Тебе спасибо, что увез меня из дому. С тобой бед не знаю, в сытости с припасами, в шелковых рубахах да ситце, с золотыми гривнами, ни в чем от тебя отказа не знаю. Да люди мои все при деле, под крышей, за работу, за хлеб тебя благодарят.

– Не себе я эту крепость готовлю, не в свои закрома товары дорогие на содержание беру. Хочу отвести большую беду да покончить с кровавыми бойнями, что князьки меж собой затевают. Но только скажи, в один день все брошу, соберу детей да людей, и уйдем, куда скажешь. Хоть на юг, в Этиль, к морю, хоть на север, к Новгороду. Пожелаешь – так и вовсе к варягам или за сто морей в дивные края.