Каждый день приходила дама-психолог – полная, громкоголосая, в больших очках, с черными мелкими кудряшками и пугающе-красными, как будто вывернутыми, губами. Кира почему-то невзлюбила ее с первого взгляда и очень тяготилась этими беседами. Оглушенная своим горем, она не хотела видеть никого – и уж точно не эту тетку, которая нарочито бодрым тоном вещала о том, что необходимо примириться с тем, что произошло, и жить дальше. Слова совершенно не вязались с выражением лица, и в глазах ее Кира видела совсем другое. «Какое счастье, что это случилось не со мной! – вот что говорили глаза за толстыми выпуклыми линзами. – Пусть твой муж платит бешеные деньги за каждый день пребывания здесь, пусть тебе все обязаны угождать, но не дай бог никому оказаться на твоем месте!» От этого было особенно противно.

Долгими часами Кира лежала на кровати, повернувшись лицом к стене. Боль от потери была нестерпима, она разрывала все ее существо. Даже с Игорем, когда он приходил ее навещать, Кира разговаривала с трудом, сквозь зубы, чтобы не закричать в голос, как тогда, в морге… Некоторое облегчение наступало только после того, как очередная хорошенькая сестричка (почему-то они все были на одно лицо, словно клонированные овечки, и Кира так и не научилась отличать их друг от друга) приносила маленькую белую таблетку. Стоило выпить ее – и весь окружающий мир словно удалялся куда-то, потом приходило чувство покоя и отрешенности. Все начинало расплываться перед глазами, и несколько часов она существовала в зыбкой реальности на грани яви и сна, где не было ничего – ни окружающей действительности, ни ее горя, ни даже ее самой…

А дальше – все возвращалось на круги своя. Снова перед глазами возникали все те же опостылевшие стены. Психушка – она и есть психушка, как ее ни назови… Долго там Кира не выдержала – ушла домой через две недели. Ей стало казаться, что она постепенно превращается в какое-то растение, и если останется здесь, то в самом деле сойдет с ума.

Но и дома было не лучше – все вокруг напоминало о дочери. Целыми днями Кира бестолково топталась по квартире, пытаясь то убраться, то приготовить что-нибудь к приходу Игоря, но почему-то получалось плохо. Еда пригорала, из рук все валилось, и бывало, что к вечеру Кира с удивлением обнаруживала себя совершенно вымотанной посреди полного разора.

На работу она больше не вышла – к чему это? Видеть людей и разговаривать с ними было по-прежнему невыносимо. К тому же в фирме Игоря, где Кира трудилась бухгалтером, все уже знали об их несчастье. Один раз сослуживцы даже навестили ее в больнице с цветами и фруктами, и Кира еле вытерпела полчаса, стиснув зубы, с трудом сдерживая себя, чтобы не крикнуть: «Пошли вон отсюда! Оставьте меня в покое, ну что вам стоит…»

Следствие по делу о смерти Насти шло ни шатко ни валко. В первое время Кира регулярно наведывалась в прокуратуру. Скоро на нее стали смотреть словно на докучливую муху, но ей было все равно. Казалось, что ради дочери она должна сделать хоть что-нибудь, и, если она поможет найти убийцу, станет хоть немного легче. Игорь постарался задействовать все свои связи, обращался и к частным детективам, и к бандитам, и даже к экстрасенсам, но результат был нулевой. Дело не трогалось с мертвой точки, а потом его и вовсе приостановили со странной формулировкой «за необнаружением лиц, подлежащих привлечению к уголовной ответственности». Как будто, если преступника не нашли, это причина не искать его больше! Мысль о том, что изверг, убивший Настеньку, остался безнаказанным и где-то ходит по земле, продолжая творить свое черное дело, и, возможно, убьет еще не одну девушку, сводила с ума.

Некоторое облегчение приносили таблетки – те, что давали еще в больнице. После них все становится таким призрачным, нереальным… И утихает боль, не отпускающая ни днем ни ночью, и воспоминания не терзают, не мучают, уходят куда-то далеко-далеко. Конечно, достать их было не так просто, и продавать такие препараты положено только по рецепту врача, но ради денег люди готовы на многое… Когда становилось уж совсем невмоготу, Кира вытаскивала заветный пузырек. Глядя на маленькие белые кругляши, она порой думала о том, что когда-нибудь выпьет их чуть больше – и уже не проснется, не откроет глаза, чтобы волочить эту бессмысленную, ненужную больше жизнь…

Когда-нибудь, но не сейчас. Она пока еще не готова. Страшно уходить из жизни вот так – отчаявшейся, изверившейся, ненавидящей все и вся… И потом, есть еще Игорь. Без нее он останется совсем один! И ему тоже нелегко… Он старается ничем не выдавать своего горя, работает как одержимый, а по вечерам все чаще напивается и является домой за полночь, чтобы рухнуть в постель и заснуть тяжелым сном. А раньше ведь почти не пил – так, бокал вина в праздник или рюмку хорошего коньяка под настроение.

Кира не винила мужа. Она лишь с ужасом представляла себе, как он садится за руль в таком состоянии, и уговаривала нанять, наконец, водителя. Игорь только отмахивается, невнятно обещает сделать это – когда-нибудь! – а у нее сердце сжимается от страха. Бог знает в какую беду он может попасть!

Кира почувствовала, как по щекам ручьем текут слезы. Нет, не надо было вспоминать о прошлом сейчас! Слишком больно, слишком жестоко… Они с мужем столько лет пытались выстроить свою жизнь, столько сил на это положили, а теперь оказались посреди настоящей выжженной пустыни, по которой предстоит брести до самого конца.

– Алло!

Женщина вздрогнула, словно очнувшись от короткого забытья. Она не сразу сообразила, почему сидит на постели с телефонной трубкой в руках. Ах да, дурацкий звонок… Разбудили только зря, но еще хуже – душу разбередили. Целый день теперь не успокоиться.

– Кира Георгиевна, вы слушаете?

– Да…

– Хорошо. Для вас есть очень важное сообщение. Оставайтесь на линии.

Кира хотела было послать назойливую девицу куда подальше, но почему-то вновь не сделала этого. Она могла бы поклясться, что несколько минут назад разговаривала именно с этой девушкой, но теперь ее голос звучал совершенно иначе. Исчезла офисная скороговорка, интонации вымуштрованной секретарши, и теперь ее собеседница говорила веско и значительно, словно вдохновенная пророчица…

Или сама Судьба.

В трубке что-то щелкнуло, и послышался другой голос – на этот раз мужской. Было в нем нечто странное, завораживающее, почти гипнотическое… Низкий, мягкий, с богатыми модуляциями, он словно обволакивал ее, окружая со всех сторон шелковистым коконом.

– Здравствуйте, Кира. Простите за ранний звонок, за то, что вообще позволил себе побеспокоить вас, но поверьте, я просто не мог поступить иначе. Пожалуйста, выслушайте меня… И постарайтесь поверить. Мне в самом деле очень нужно с вами поговорить.

Кира слушала его – и вот странность! – тело стало легким, невесомым, как бывало только в детстве, когда летаешь во сне. И в то же время она чувствовала, как живое тепло наполняет все ее существо до последней клеточки и кровинки. Это ощущение было неожиданно приятным! Кира даже как-то позабыла на миг о своем раздражении и досаде, и казалось, что она вот-вот полностью растворится в этом голосе, будет готова покориться чужой воле…