Покинув Умео, Стиг сначала отправился в Стокгольм, чтобы получить визы. Я поехала за ним — попрощаться. Встретив меня на вокзале, он не помнил себя от радости.

В последующие месяцы я получала от него письма, приходившие очень нерегулярно и из разных мест. Он выражался в них весьма осмотрительно и сжато, словно вел бортовой журнал. В письма не попало многое из того, о чем Стиг рассказывал мне потом: он опасался ареста и не хотел, чтобы важная информация оказалась в скверных руках и причинила вред тем людям, с которыми он встречался. Во время этого путешествия он подхватил малярию и серьезно заболел. В один прекрасный день он вдруг заблудился: глаза застилала пелена и он еле дошел до отеля, двигаясь на ощупь вдоль стен, а добравшись до комнаты, сразу потерял сознание. Когда его обнаружили, то срочно отправили в госпиталь. Я узнала обо всем этом из письма, написанного вскоре после событий и пришедшего в один из летних дней. Оно потрясло меня до глубины души. Было страшно читать, как у Стига отказали ноги; как он, очнувшись в больнице, увидел на своей подушке засохшую кровь предыдущего пациента и снова потерял сознание. Я узнала, что Стиг едва не умер. А еще он писал, что понял, как много я значу для него, как он меня любит и что после возвращения хочет жить только со мной. Для меня не было новостью, что наши отношения крепки и серьезны, но он никогда не говорил мне об этом с такой торжественностью. Я читала письмо и плакала от страха, облегчения и счастья — Стиг выжил, и теперь мы будем строить нашу жизнь вместе.

Обучение в университете Умео обогатило мою общую культуру, но все же не оставило желания после экзаменов продолжить учебу по прежнему профилю. Надо было решать с дальнейшим выбором, и я предпочла архитектуру. Эта дисциплина соединяла в себе все, что мне нравилось: и технику, и творчество. В 1977 году в Стокгольме я поступила в Королевскую техническую школу на факультет архитектуры. Несколькими месяцами позже приехал Стиг. В те времена найти жилье уже было непросто, но нам сдал комнату Сванте Бранден, психиатр, друг Стига, живший в Умео по соседству с ним.

Сванте появляется на страницах третьего тома «Миллениума» — «Девушка, которая взрывала воздушные замки». Он поддерживает Лисбет Саландер, сообщив о том, что анализ доктора Петера Телеборьяна — фальшивка и девушку поместили в психиатрическую лечебницу незаконно. Такой поступок был вполне в духе Сванте. Как и большинство наших друзей, он категорически выступал против любой формы насилия и посягательств на права человека и его свободы. За что Стиг и отдал ему дань уважения, сделав одним из героев «Миллениума».

Но аренда этой комнаты не решала наших проблем: там нельзя было жить вдвоем и потому мы не могли оставаться в ней долго. В те времена молодежи разрешалось за умеренную плату снимать меблированные комнаты в домах, идущих на снос, и мы тоже нашли себе такую, но в ней не было никаких удобств: ни горячей воды, ни отопления, так что и здесь мы не задержались. После этого Стиг нашел комнату в южном пригороде Стокгольма, и только в 1979 году я получила крошечную двухкомнатную квартиру в Ринкебю — такие квартиры давали студентам на период учебы. В ней мы прожили шесть лет. Нам так понравилось это место, что и новую квартиру мы стали подыскивать там же и в итоге застряли в Ринкебю на двенадцать лет. В то время там жили в основном иммигранты, и сейчас в Ринкебю можно найти представителей более семидесяти национальностей. Это был настоящий тигель, место великолепного смешения культур. Это благодаря Ринкебю трилогия «Миллениум» буквально пестрит иностранными фамилиями. Моя дипломная работа по архитектуре была посвящена реконструкции этого квартала. Большая часть лавочек располагалась в подвальных помещениях, и я предложила перестроить центр Ринкебю, создав место для магазинов, что пошло бы на пользу жителям.

Найти жилье в Стокгольме нелегко, но мы не только поэтому не хотели покидать Ринкебю: нам просто там нравилось. Наше любимое кафе держали греки, соседями по лестничной площадке были финны, под нами жили цыгане, а на первом этаже турки. Глава цыганской семьи часто сиживал в тюрьме, а когда бывал дома, то бил жену. Помню, как-то раз, спасаясь от побоев, она позвонила в нашу дверь. Стиг напоил ее кофе, стер кровь с лица и вызвал полицию. Спокойствие было восстановлено. Тогда соседка финка написала жалобу, требуя, чтобы цыган выселили. Я вызвала социальные службы, у которых была особая программа по работе с цыганами, и объяснила, что на бедную женщину обрушиваются все беды разом: и побои, и угроза выселения. Но на этом история не кончилась. Однажды вечером, войдя в дом, мы удивились, почувствовав на лестнице сильный запах духов. Поднявшись к себе на четвертый этаж, мы увидели, что дверь в квартиру финки открыта и они с той цыганкой, обе нарядные, вместе собираются на какую-то вечеринку.

Чего только не бывало в Ринкебю! Во всяком случае, я никогда не боялась вечером возвращаться домой, даже тогда, когда Стиг занялся изучением крайне правых движений и ему стали угрожать. Незачем было путешествовать по миру, он сам приходил к нам в дом. Когда в 1991 году мы решили наконец перебраться в город, то долго не могли привыкнуть к тому, что все люди вокруг принадлежат к одной национальности.

Кроме политики мы со Стигом страстно увлекались научной фантастикой. Я перевела на шведский язык роман «Человек в высоком замке» Филиппа К. Дика, где повествуется о том, каким стал бы наш мир, если бы во Второй мировой войне победили нацисты. Нашими любимыми авторами были Роберт Хайнлайн и Сэмюэль Р. Дилэни. Приехав в Стокгольм, мы вступили в Скандинавское общество научной фантастики. Для двух чудаков, бредящих научной фантастикой, это было то, что надо. В течение двух лет мы редактировали журнал общества и время от времени торговали книгами в специализированном магазине в Кунгсхольмене. Особого дохода дело не приносило, но нас это не волновало. Фантастика стала нашим образом жизни, нас привлекали альтернативные миры, которыми были наполнены фантастические романы. Появление Интернета позволило нам увидеть их почти воочию. Например, «Снежная лавина» Нила Стефенсона, опубликованная в 1992 году, прекрасно рисует атмосферу киберпанка.[8] Действие книги разворачивается в кибернетическом мире хакеров — примерно таком, в каком Лисбет Саландер могла бы получить все права гражданства.

В мире научной фантастики киборги — наполовину люди, наполовину роботы — могут напрямую подключаться к компьютеру, вплоть до срастания с ним. Именно так Лисбет Саландер подключается к Интернету, и ее необыкновенные способности роднят ее с киборгом. Так что цикл «Миллениум» можно считать в какой-то мере научно-фантастическим романом.

В то время Стиг работал на почте, а я получала стипендию. Мы еле сводили концы с концами, тем более что Стиг, в отличие от меня, был изрядным транжирой. Всю жизнь, даже в периоды безденежья, он завтракал в кафе, хотя стоило это очень дорого, и не желал менять свои привычки, несмотря на все мои усилия. Я же росла в крестьянской семье, имевшей свое хозяйство, но наличных денег мы почти не видели. Родители Стига, наоборот, не имели ничего своего и жили на съемной квартире, но привыкли к более богатой обстановке, чем мы. Хорошо еще, что Вивианне, работавшая в магазине готового платья, время от времени подкидывала мне кое-какие вещи.