Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Город был окружен посадом, где ремесленники, торговцы обустраивались, хозяйство приумножали. Поближе к воде те дома и мастерские строили, которым для ремесла воды много надо было: гончары, кожевники и др.
Посад на концы делился. Так, в Новогороде Великом пять концов было: Гончарский (Людин), Славенский, Плотницкий, Загородский, Неревский.
Строительство белокаменного Московского Кремля началось с 1367 года, в годы правления Дмитрия Донского. Это было строение, где каменные стены и башни соседствовали с деревянными. На протяжении многих веков Московский Кремль достраивался, видоизменялся. В настоящее время это официальная резиденция президента России. Московский Кремль входит в список Всемирного наследия ЮНЕСКО.
В концах улицы проходы между домами выделяли. В давние времена в улицах порядку особого не было, потому и петляли узкие улочки замысловато. Это позже русичи поняли, как лучше улицы делать, чтобы хотя бы телеги разъезжались. А улицы в честь мастеров прославленных или людей знаменитых называть стали и карты городов рисовать научились.
Еще слободы определяли, а людей, там живших, слободскими называли. Гончары в слободе жили, значит Гончарная слобода, пушки делали – Пушкарская слобода, кузнецы молотом били по наковальне – Кузнецкая слобода. В Москве-городе дворцовые и владычные, черные и иноземческие, Певчая и Стрелецкая слободы были.
Больше всего народу собиралось на торговище, которое возле реки делали обычно, чтобы купцы разные товары могли свои свободно привозить и торговать ими здесь же. А русские ремесленники приезжим купцам свое мастерство показывали, свои товары продавали. Так в городе и новые люди появлялись, и дома новые строились, и город разрастался. Стали стены и деревянными, и каменными делать. Крепли города так. Ведь на крепкий город и враги не особо зарились. Знали, что неистово русичи города свои защищают.
Но воевать, если честно, русичи не любили. Больше тепло от печи в родном доме уважали.
Добра та речь, что в избе печь
Когда человек понял, что значит огонь – согревает, освещает, защищает, кормит, вдохновляет, – то стал его оберегать. Сначала просто камнями обкладывал. Но русский человек научился глиняный свод делать над огнем, назвал все это печью, или, по-простому, печкой.
Избу строить начинали – сначала для печи место выбирали («Догадлив крестьянин – на печи избу поставил»), а потом уж и другие стены метили.
Печь располагали так, чтобы весь дом грела. Вокруг печи – на опечье – всю утварь кухонную хранили: горшки, ухваты, кочерги. Чугунный котелок вешали на крюк, вделанный в свод топки. Хозяюшке очень удобно было у печи хлопотать – все рядом, все при ней. В подпечье, где тепло даже в самую лютую стужу было, курочек или поросят запускали, а в голбец, который к печи пристраивали, теленочка новорожденного определяли. Печь держали в чистоте обязательной. Выбеливали ее, цветами и знаками обережными обрисовывали.
Примерно до XVII века печи в избах топились по-черному. Тогда еще не было вытяжных труб и весь дым шел в избу. Но при этом наши предки умели топить печь так, чтобы утварь и вещи в избе не покрывались сажей. Все оставалось чистым и светлым.
Вся жизнь избяная вокруг печи была! Гости в дом заходили, прежде всего руки к печи протягивали, грели не грели, но с печью, как с живой, здоровались, себя ей показывали, и все сразу видели: человек с миром, с добром пришел и тепла ищет. А хозяева, в дом вошедши, руки к печи протягивали, чтобы очиститься от злого, что за порогом пристать могло.
Печку ласково называли «матушкой», «матенкой» и сравнивали с женщиной беременной: «Женщина без живота, что печь без огня». Или если женщина уже в годах вдруг ребеночка рожала, шутили: «И в старой печи огонь хорошо горит». А про счастливых и удачливых некоторые славяне часто говорили, что он «в печурце родился».
Из печи хозяйка все самое вкусное доставала: щи запашистые, пироги воздушные на любой вкус, блины румяные, кашу густую, маслицем заправленную, репу и тыкву печеные. Над печью яблоки, грибы, ягоды сушили, тут же травы лесные, лук, чеснок висели. Вся изба ароматами печными полнилась. Хозяюшка пирог в печь отправляла и приговаривала: «Будьмоя стряпня свята, крылата».
Кстати, когда в печке еду готовили, особенно когда хлеб пекли, громко в доме не говорили, дверями не хлопали, не садились на печной приступок, не мели избы. И уж совсем возле печи (как при женщине, детях малых или у икон) слова бранные не говорили, считали, что от этого печка перестанет хозяев греть.
У печи в люлечке детишек малых качали. Возле огня печного мастерицы прялочку ставили, красоту своими руками да с печкиной помощью делали. Тут же, на лавках, женщины все дела да новости сельские вечерами долгими обсуждали, песни пели. А на печи старые да малые их слушали да посмеивались.
Зимой за печкой мытье устраивали: и воду, и дрова, и тепло зря не тратили. Тут же в печке пирог печется, а за печкой бадьюшки с водой приготовлены. Пришел хозяин усталый – смыл водой, печкой согретой, все, что за день накопилось. И лялечку на ночь помыть, и больного обмыть – удобно очень.
Всем тепла и уюта печкиного хватало! А люди ее в ответ никогда пустой не оставляли, даже на ночь дрова подкладывали и воду в чугунах ставили. А на приступочке корочку всегда свеженькую для домового оставляли, который тоже печь за тепло ее любил.
У печки гадали. К печке за советом обращались. Печка всегда помогала, все правильно делала. Если хозяин дома уходил надолго (в поход военный, на охоту дальнюю или на ярмарку) и пропадал где-то, то хозяйка, как только петухи петь начинали, растапливала печку-кормилицу и приговаривала: «Дым-дымовой, верни хозяина домой!» Верила она, что печка и матушка-природа дым тот до милого донесут, помогут в беде, напомнят о доме. Когда хлеб в печке пекли, то внимательно смотрели: корочка верхняя хлебная в печь наклоняется – к прибыли, если из печи – к убытку. Очень расстраивались, если хлеб неудачный получался —ломаный, низкий, считали,