Паола уверенно вела «порше» по извилистой дороге, успевая как заправский гид поминутно призывать «посмотрите направо», «посмотрите налево».

Ехали через эвкалиптовые рощи, странно выглядящий в этих местах сосновый лесок, по добела выжженной солнцем равнине. Разглядывали прогуливающихся вдоль дороги страусов, позорно ведущих себя бабуинов. Эти обезьяньи семьи сидели посередине шоссе, дразня автомобилистов и категорически отказываясь уступать дорогу.

Один наглый обезьян явно оскорблял проезжающих, усевшись верхом на дорожном знаке, визгливо выкрикивая угрозы и показывая всем безобразный синюшно-красный лысый зад.

И тут старый морской волк поразил Катю до глубины души. Он достал из бардачка обыкновенную, всем знакомую с детства рогатку с горстью фасоли и начал ловко расстреливать обезьян. Те подняли невообразимый шум, протестовали и возмущались, ругались пуще прежнего, но дорогу уступали.

Паола с Катей, сами под стать двум обезьянам, с гиканьем и азартом подбадривали своего вожака. Их стая победила…

Один раз они видели, как из раскрытого багажника припаркованной у обочины машины прямо на глазах у зазевавшегося водителя бабуин вытащил стильный мужской ботинок и, отбежав в сторону, сел, держа башмак лапами.

Поджарый, лохматый водитель, сам сильно смахивающий на бабуина, бежал к обезьяне и широко размахивал руками. Обезьяна бежала быстрее, снова садилась в отдалении и принималась разглядывать, обнюхивать и облизывать трофей. При всем этом оба выкрикивали в адрес друг друга примерно одинаковые ругательства, да и вели себя схоже…

От смеха Катька даже забыла заснять сцену на камеру и очень печалилась, что не сможет никому показать такие уникальные кадры.

Так, с приключениями, и доехали до мыса, края земли, где сходились Индийский и Атлантический океаны и где вот уже несколько веков горел один из самых знаменитых в мире маяков.

На маяке дул сильный, пронизывающий насквозь ветер, бросающий в лицо мелкие соленые брызги, пузырящий и срывающий одежду, до глухоты закладывающий уши.

Катя выдержала минут десять, таращась на глянцевую бирюзовую гладь воды и пытаясь разглядеть все же границу двух океанов. Разумеется, ничего не разглядела, но с мыслью «Я видела это!», знакомой всем на свете туристам, пустилась в обратный путь, снова пропуская через себя бессчетные щербатые каменные ступени.

Потом они спускались к самой воде, бродили вдоль берега, похрустывая сухими, густо пахнущими йодом и гнилью водорослями, выброшенными на берег строптивой водой, и собирали маленькие, с ноготь, ракушки, которые, как уверяли хозяева, водятся только здесь, у мыса, и больше нигде.

Чтобы быть абсолютно уверенной, что это именно те самые ракушки, Катя не подбирала их просто так, а отковыривала ключом от своей питерской квартиры.

И все вокруг нее было так чудесно, ноги приятно омывались нагретой солнцем водой, а ветер щекотно и ласково обдувал кожу…

На следующее утро маленький «боинг» уже нес Катю дальше, в Йоханнесбург. Павлов обещал, что передача документов займет всего несколько минут, а потом ее будут целый день гостеприимно катать по столице, показывая все, что только можно показать гостю.

Почти не соврал.

Очень гостеприимные хозяева за несколько минут приняли у Кати пакет с бумагами и очень гостеприимно попрощались, не предложив даже чашки кофе.

В очередной раз посылая на грешную Павловскую голову всевозможные проклятия, Катерина взяла такси и через несколько минут оказалась в центре города.

В столице было пасмурно, непривычно холодно и совсем неуютно. Прямо на глазах небо затянулось густыми серыми тучами, роняя на тротуар первые крупные капли. Сидя у окна в кафе, Катя наблюдала, как стекают по стеклу щедрые струи воды, и слушала наперебой повторяемую одну и ту же фразу:

– Наконец-то, дождя не было больше двух месяцев…

Они радовались холодному, унылому дождю, испортившему Кате последний день отдыха, как у нее дома, в Питере радуются внезапно случившемуся теплому солнечному дню, вклинившемуся в бесконечную череду мороси, вечно мокрых ног и непросыхающих зонтов.

Дождь шел, стихая и начинаясь вновь, а Катерина сидела и сетовала на свое «цыганское счастье»: всего один день в столице был безнадежно испорчен.

Катька мелко дрожала от холода и сырости, перебегая по улице от магазина к магазину. Куда еще здесь можно пойти, она не знала. Пришлось купить себе теплый мягкий розовый свитер, ботинки и носки, а больше «магазинного настроения» не было. Шоппинг не удался. Катька безразлично и бесцельно глазела на ряды, ломящиеся от продуктов, напитков, кастрюль, постельного белья, рыболовных крючков и удилищ, тряпочек, детских игрушек…

Когда и это осточертело, вернулась в аэропорт, мысленно подгоняя время к вечеру, когда наконец-то можно будет улететь.

В аэропорту время пошло быстрее: пока ела, забирала сумку из камеры хранения, получала деньги в «Tax Free», объявили начало регистрации.

Первое, что почувствовала Катя, проснувшись, – абсолютно родной сердцу дух, запах свежего перегара.

Чуть приоткрыв глаза, сквозь щелочки Катя увидела, что сосед тоже проснулся и смотрит на нее. Перегаром тянуло именно от него, такого роскошного и благополучного, обладателя сногсшибательной дорогущей куртки.

Катя видела по «Дискавери» целую передачу про этот запредельный мужской гламур. Производила их одна-единственная фирма, и обычному обывателю название ее мало что говорило – только тонким знатокам и специалистам.

Весь процесс шел вручную, и подделать такую вещь было невозможно, абсолютно не имело смысла. Между прочим, сногсшибательной куртка была в самом прямом смысле слова.

«Да, плохонько же сейчас тебе, бедному немцу. Или кому там еще… Американцу? Голландцу?… Все ж таки пьянка интернациональна, перегар космополитичен, а алкоголизм бродит по Европе, как призрак коммунизма», – лениво и сонно подумала Катя.

Она подняла глаза, переводя взгляд на лицо пьянчуги, и «навела резкость»…

Через мгновение ей остро захотелось вскочить, убежать, спрятаться где-нибудь в самом хвосте, а лучше – в кабине пилота, захлопнув на замок бронированную дверь.

Еще можно было надеть спасательный жилет, обхватить голову руками, пригнуть ее к коленям и по надувному трапу соскользнуть куда-нибудь подальше отсюда. Десятки раз выслушав это в теории, Катя бы справилась…

Рядом с ней сидел Герой ее романа, ее Прекрасный Принц, ее Идеальный Мужчина.

Как в Средние века у рыцарей были Прекрасные Дамы, так и у Кати вот уже пятнадцать лет был свой Мужчина, герой ее грез и мечтаний.

Она не посвящала ему стихов, не совершала подвигов в его честь, но каждый раз, когда жизнь в очередной раз давала трещину, а семейная лодка разбивалась о быт, она извлекала его из потайных уголочков души, сдувала нафталин, и он вырастал рядом надеждой и опорой, терзая безответным вопросом: «А что было бы, если…»