– Видел когда-нибудь фильм «В разгар ночи»?

– Не помню. Не видел. А что?

– Про копа-расиста на Дальнем Юге.

– Ну?

Брэнсон передернул плечами.

– Хочешь сказать, я расист? – удивился Грейс.

– Мог бы испортить выходные кому-то другому. Почему мне?

– Потому что обычно стараюсь испортить жизнь черным.

– И Эри так думает.

– Ты можешь говорить серьезно?

Пару месяцев назад Рой временно приютил у себя Гленна, выгнанного женой. Несколько прожитых в тесном соседстве дней едва не положили конец крепкой дружбе. Теперь Гленн вернулся к семье.

– Я говорю серьезно.

– По-моему, у Эри проблема.

– Начальные кадры на мосту потрясающие. Чуть ли не самая долгая панорама в истории кино, – сообщил Гленн.

– Замечательно. Как-нибудь посмотрю. Слушай, приятель, Эри должна смириться с реальностью.

Гленн протянул Грейсу подушечку жевательной резинки. Грейс взял и начал жевать, сморщившись от мгновенного залпа перечной мяты.

– Действительно меня надо было высвистывать нынче вечером? – проворчал Брэнсон. – Мог бы кого-то другого с собой взять.

На углу улицы мужчина, кутаясь в обноски, беседует с юнцом в куртке с капюшоном. На опытный взгляд Грейса, оба таятся, торопятся. Видно, работает местный толкач наркотиков.

– Я думал, у вас с Эри наладились отношения.

– Я тоже. Купил чертову лошадь. Теперь оказывается, лошадь не такая, какую ей хотелось.

Наконец Грейс разглядел за елозившими по стеклу «дворниками» экскаваторы, полицейский автомобиль, сине-белую ленту ограждения на въезде на строительную площадку, несчастного, насквозь промокшего констебля в желтой, издалека заметной куртке, с завернутым в пластик планшетом в руках. Открывшаяся картина ему понравилась: по крайней мере, сегодня полиция сделала все, что требуется для охраны места происшествия.

Он свернул, остановил машину прямо перед полицейским автомобилем и повернулся к Гленну.

– Совет скоро будет рассматривать вопрос о твоем повышении в инспекторы?

– Угу, – пожал сержант плечами.

– Возможно, это расследование послужит неплохой темой для обсуждения на комиссии. Возбудит интерес.

– Растолкуй это Эри.

Грейс обнял друга за плечи. Он любит этого парня, одного из самых блистательных детективов. Гленн обладает всеми достоинствами, необходимыми для долгой службы в полиции, хотя расплачивается за них высокой ценой. Не многие могут смириться с такой жизнью. Безумный график губит слишком много браков. Выживают, как правило, лишь те, кто женаты на коллегах-полицейских, медсестрах, представительницах других профессий, привыкших к ненормированной сверхурочной работе.

– Я тебя нынче высвистел, потому что ты лучший после меня. Впрочем, не принуждаю. Можешь идти со мной, можешь идти домой. Сам решай.

– Если правильно понимаю, старик, пойду сейчас домой, и что? Завтра снова форму надену, начну геев отлавливать за непристойное поведение? Правильно?

– Более или менее.

Грейс вышел из машины. Гленн последовал за ним.

Пригибаясь под дождем и воющим ветром, они облачились в белые костюмы, натянули высокие резиновые сапоги, отчего стали похожи на пару сперматозоидов, и направились к констеблю, охранявшему место происшествия.

– Фонари понадобятся, – предупредил констебль.

Грейс и Брэнсон пощелкали кнопками, опробовали фонари. Второй констебль, тоже в ярко-желтой куртке, повел их за собой в меркнувшем свете по широкой пустой площадке. Скользя в липкой грязи, размолотой автомобильными шинами и тяжелой техникой, мужчины прошли мимо башенного крана, молчащего бульдозера, уложенных в штабеля строительных материалов, накрытых хлопавшим на ветру полиэтиленом, и уткнулись в осыпавшуюся викторианскую стену из красного кирпича, ограждавшую брайтонский железнодорожный парк. В темноте за ней виднелось оранжевое свечение города. Где-то дребезжали доски временного забора, слышалось звяканье каких-то железок.

Грейс внимательно смотрел себе под ноги. Сваи фундамента глубоко вбиты в землю. Экскаваторы не один месяц перекапывали площадку. Свидетельства можно найти только в водосточных канавах, прочее уже давно уничтожено.

Констебль остановился, указывая на вырытый ров глубиной двадцать футов. Грейс присмотрелся и увидел нечто вроде частично раскопанного доисторического ящера с зияющей рваной дырой в спине. Из грязи поднимается верхний сегмент туннеля, выложенного из старых, почти обесцвеченных кирпичей.

Водосточная канава от железнодорожной линии между старым Брайтоном и Кемптауном.

– Никто о ней не знал, – объяснил констебль. – Сегодня раскопали.

Рой на секунду попятился, стараясь преодолеть боязнь высоты, даже такой относительно малой. Потом глубоко вдохнул, пополз вниз по скользкому крутому склону, с облегчением выдохнув, когда целым и невредимым добрался до дна. Тело ящера вдруг укрупнилось, открылось по сравнению с видом сверху. Круглый свод туннеля возвышался над ним, по прикидке, почти на семь футов. В дыре посередине темно, как в пещере.

Он шагнул туда, зная, что рядом Брэнсон с констеблем, понимая, что должен подавать пример.

В канаве включил фонарь, на него сразу ринулись фантастические тени. Грейс втянул голову в плечи, сморщил нос, чуя сильный зловонный запах сырости, который здесь гораздо острее, чем наверху. Как будто находишься в древней трубе без платформы.

– «Третий человек», – неожиданно вымолвил Гленн Брэнсон. – Этот фильм ты видел. Он у тебя дома есть.

– С Орсоном Уэллсом и Джозефом Коттеном? – уточнил Грейс.

– Хорошая память. Сточные трубы всегда мне его напоминают.

Грейс направил мощный луч вправо. Темно. Вода плещется. Старая кирпичная кладка. Посветил влево и вздрогнул.

– Черт возьми! – воскликнул Гленн Брэнсон, и восклицание разнеслось вокруг эхом.

Хотя Грейс предполагал, что увидит, открывшаяся в нескольких ярдах ниже картина все-таки ошеломила его. Прислонившийся к стене скелет частично утопал в грязной жиже. Такое впечатление, будто он просто сидит, его ждет. Местами на голове длинные пряди волос, но в основном голые кости, наполовину или начисто сгнившие, с крошечными кусочками иссохшей кожи.

Он наклонился ближе, стараясь не поскользнуться. На секунду вспыхнули и погасли две красные точки. Крыса. Грейс направил луч света на череп, приветствовавший его жуткой бездушной ухмылкой, от которой по спине прохватил мороз.

А может, дело не в ухмылке?

Хотя волосы давно утратили блеск, они той же длины, того же оттенка зимней пшеницы, как у его давно пропавшей жены Сэнди.

Стараясь выкинуть из головы эту мысль, Грейс обернулся к констеблю: