В детстве ее часто мучили ночные кошмары. В темноте она покидала свою кровать и бежала в спальню родителей, там она останавливалась на пороге и смотрела на очертания их спящих тел. Она никогда их не будила — одного лишь звука их дыхания, доносящегося до нее, бывало достаточно, чтобы успокоиться. Через некоторое время она просто на цыпочках возвращалась в свою комнату и ложилась спать. Но с тех времен ночные кошмары не возвращались, да и спальня родителей больше не ждала ее как спасительная гавань в конце коридора.

Миа перевела взгляд на фотографию возле кровати. Это было единственное оставшееся у нее изображение ее родителей вместе и один из очень немногих снимков ее отца — он терпеть не мог фотографироваться.

Мать полностью расслабилась в объятиях сильных рук отца, его глаза опущены, он смотрит на женщину, голова которой покоится на его груди. Взгляд Молли устремлен в пространство за спиной фотографа, а губы тронуты едва заметной улыбкой. Эта улыбка говорит: «Я прекрасна, и я желанна».

Голос из ночного кошмара принадлежал Молли, и Миа последовала за ним только поэтому. Зачем матери понадобилось заставить ее пройти через весь этот ужас?

Пока Миа рассматривала улыбающееся лицо Молли на фото, ей в голову пришла неожиданная мысль, заставившая ее похолодеть.

Почему она не подумала об этом раньше? Потому что это было невозможно — вот почему. Никому из ее ребят не должна была угрожать опасность. Валентайн отошел от спорта после того, как у них с женой родился ребенок. Джефф не должен был вступать в поединок в ближайшие три недели. У Оки была травма, и ему пока не разрешали даже тренироваться.

Но теперь, когда мысль прочно засела у нее в голове, она знала, что уже не сможет избавиться от нее, пока не поговорит со всеми тремя мужчинами, не услышит их голоса и не удостоверится, что с ними все в порядке.

Она посмотрела на часы. Рановато, даже, возможно, слишком рано. Бойцы и в лучшие времена — сгусток предрассудков. Они настойчиво надевают на поединок свои счастливые трусы, носят счастливые монетки, всегда следуют одним и тем же ритуалам перед боем. Если она скажет, что звонит потому, что ей приснился плохой сон, их бросит в дрожь. Ей придется хладнокровно вести свою игру. Сняв трубку, она стала набирать номер.

Джефф ответил после первого же гудка. У него все было отлично. Он уже подогнал вес, а тренировался о-го-го как.

— Все хорошо, Миа. Никаких проблем, никаких травм.

— Поединок по-прежнему назначен через две недели, если считать с субботы?

— Да. Так что не забудь сделать все, что нужно, в ночь пятницы накануне.

— Заметано. И еще, Джефф, позвони мне, если дата изменится. Хорошо?

— Конечно.

— Передавай привет Бонни, — сказала она и прямо ощутила его ухмылку на другом конце провода.

— Ты это серьезно?

Бонни была женой Джеффа. Она всегда недолюбливала Миа. Она знала, что между Миа и Джеффом не было романтических отношений, но ей не нравилась их «тесная» дружба.

То же касалось и Эмми, жены Валентайна. Она Миа просто терпеть не могла. Вообще-то Миа была уверена, что именно Эмми заставила Валентайна переехать из Лондона в Ливерпуль, лишь бы увезти его подальше от нее.

У Оки никого не было, так что и соперничать там было не с кем — и на том спасибо. Она застала его как раз в тот момент, когда он уже собирался выходить на работу.

Оки был настроен мрачно. Да, дела плохи. Ребра болят. Джей Си не разрешает ему вернуться к тренировкам, пока он окончательно не поправится. Жизнь тяжелая. Жизнь — если говорить честно — вообще не стоит того, чтобы жить.

— Оки, это надо пережить. Но в общем и целом ты в порядке?

— Вроде бы, — вздохнул Оки.

— Ничего по-настоящему серьезного?

— Нет, — еще раз глубоко вздохнул он.

Оставался Валентайн. Из них троих она меньше всего беспокоилась о нем. Он был полностью за пределами опасной зоны. Когда три года назад Эмми забеременела Томом, он ушел с ринга, и с тех пор они общались постольку поскольку. На самом деле она даже не могла вспомнить, когда они разговаривали последний раз. Год назад? Больше?

Вообще-то, набирая мобильный номер Валентайна, она думала о том, что пора бы ей подыскать кого-то на его место. Очевидным претендентом был Ник. С тех пор как восемнадцать месяцев назад он снова поселился рядом, она не раз обдумывала эту идею. Однако такой сценарий мог повлечь за собой определенные проблемы — проблемы, с которыми бы ей не хотелось сейчас сталкиваться.

Валентайн не брал трубку. Ей оставалось только оставить для него сообщение на голосовой почте с просьбой перезвонить.

Вот так вот. Но она тоже не может сидеть весь день на телефоне и переживать — у нее сегодня много дел.

Словно подтверждая эту мысль, дверь студии громко хлопнула. Пришла Лайза. Нужно поспешить.

Миа быстро вытерлась полотенцем насухо и натянула на себя хлопчатобумажное платье. Когда она уже была готова выйти из комнаты, ее взгляд снова упал на альбом с рисунками, который она взяла с собой в спальню после того, как попрощалась с Ником.

Она открыла блокнот и уставилась на лицо с пустыми глазами.

— Миа! Ты здесь? — донесся с лестницы голос Лайзы.

Миа вырвала страницу из альбома, скомкала ее и швырнула в мусорную корзину.

«Слишком много внимания плохим снам», — решила она.

Когда Миа вошла в студию, Лайза пристально вглядывалась в зеркало. Она все время находилась в состоянии неустанной заботы о своей внешности и постоянно проверяла, не появилось ли какого пятнышка, требующего внимания.

— Наконец-то. — Лайза приподняла бровь. — А то я уже начала думать, что тебя нет.

— Извини. Я была утром на пробежке с Ником.

— О! И как там наш красавчик?

— Вес больше нормы. Спортивная форма — ноль.

— Ну, пока глаза у него голубые, а волосы кудрявые, это не имеет значения. Парню не помешает немного мясца на костях, — Лайза многозначительно кивнула. — Это лишь свидетельствует о том, что у него в жизни все путем. Хорошее питание, хороший секс…

— Но на ринге Нику предстоит не любовью заниматься. Его поставят против заезжего гастролера, который постарается уложить его на лопатки.

— Боже, — вздохнула Лайза, — как я обожаю всю эту суету вокруг поединков. Есть в ней какая-то первозданная дикость.

Она снова повернулась к зеркалу и начала мазать губы помадой такого красного цвета, что от него у любого глаза полезли бы на лоб.

Лайза любила смелые цвета. Впрочем, ей нечего было стесняться. Ростом шесть футов, с темными миндалевидными глазами и волосами как у царицы Савской, она выглядела так, будто была близкой родственницей одновременно Кэт фон Ди[4]и Зены — королевы воинов.[5]В ноздре у нее красовался маленький бриллиант. Пирсинг в носу был не единственным украшением на теле Лайзы — у нее были проколоты все места, которые только можно вообразить, и даже те, которые большинство людей воображать бы не стали.