Потому проснувшись спозаранку, пришлось проковыряться чуток в мусорном ведре (туда Пельмень накануне выбросил направление на практику от училища) и заняться сборами. В начале шестого он ошарашил вернувшуюся со смены мать, когда та застала его гладящим рубашку и брюки на гладилке в коридоре.

— Сын, ты чего надумал? — настороженно спросила женщина, видя как Саня вовсю наглаживает брюки.

— Учиться пошёл, ма, прикинь, — буркнул Пельмень, в десятый раз наглаживая залом, который никак не хотел распрямляться. — Вот собираюсь на первый день, чтобы при параде.

— Учиться… ты?

Она запнулась, но с чем связана пауза — понятно. В глазах матушки застыл немой вопрос: «Какая учеба? Ты как винная пробка тупой Сашенька».

— А куда поступил?

— В бурсу на слесаря. Второе училище. Знаешь такое?

— Вообще то, Александр, это училище твой дед заканчивал, — с гордостью сообщила мать.

— Ясно.

Честно говоря по фигу, что там заканчивал дед.

— А почему на занятия не в сентябре? — удивилась мать. — Первое августа на дворе, сын!

— Практика на заводе, — Пельмень по новому кругу начал разглаживать штанину, которая никак не поддавалась падла и успела основательно выбесить.

Мать несколько секунд переваривала информацию:

— Поздравляю, горжусь тобой! — и следом поставила свои сумки на пол. — Так, сын, ты сейчас только ткань сожжешь, кто ж так гладит то?

Женщина решительно двинулась на кухню, там набрала полный рот воды из под крана и подойдя к гладильной доски выплюнула воду лучше всякого пульверизатора на брюки.

— М-м муме, — промычала она ртом наполненным водой.

— Че мам?

Она в ответ загребла утюг и принялась энергично разглаживать помятости на ткани. Смоченная, штанина поддалась сразу и складки выпрямились. Не то чтобы Пельмень о такой фишке не знал, просто подзабыл малость. Следом мать положила на доску рубашку, выдала очередную струю брызг, как сломавшийся брандспойт и принялась за глажку.

— Вот! — закончив, вручила Сане утюг. — Выключи и поставь на место, где было. Зубы не забудь почистить, у тебя изо рта воняет.

С этими словами женщина подняла сумки и пошла сгружаться к холодильнику.

— Отца там разбуди!

Саня довольный тем, что ему удалось избавиться от самой неприятной части утренних сборов, решил примерить брюки и рубашку. Те самые, в которых он отмечал выпускной в первый день пребывания в новом теле. Убрав утюг и сложив гладилку, надел на себя рубашку и брюки. Ну и прифигел, увидев отражение в зеркале.

— Опа, — Саня покрутился туда-сюда, разглядывая себя со всех сторон, и так, и этак.

Видок был «так себе», это ещё мягко говоря — чистый чепух. На выданье. Скинутый вес убрал сразу несколько размеров. По итогу штаны сели так, будто Пельмень обделался и кучка каках отягощает зад. Рубашка вовсе смахивала на концертный балахон Аллы Борисовны.

Пришлось повозиться — затянуть потуже ремень на пузе, дабы не спадали брюки, полы рубашки поглубже вправить. По итогу после манипуляций, Саня напоминал сам себе первоклашку переростка, которому вещи купили на вырост, на три года вперёд. Гематома, оставленная Вованом придавала образу дополнительный колорит.

— М-да, нехило ты так схуднул, пацан, — батя вырос в дверях и зевал во весь рот. — На свидание собирался, хера так вырядился?

— Какое свидание, на практику, слесарить буду. Тебя кстати матуха искала, — припомнил Пельмень

— А сколько по бабкам платят на твоей практику? — бывший физрук заговорщицки подмигнул, слова про мать пропустил — не хотел заниматься домашними делами, а матушка такая — припряжет. — Ты ж это, Саш, подкинешь копеечку отцу?

— Я ж тебе только заряжал недавно, — Саня нахмурился. — На ресторан с матушкой. Не говори, что ты уже все пропил и вы никуда не пошли!

— Не пропил, — батя бочком-бочком и растворился в коридоре, сворачивая неудобный разговор.

Правда направился не на кухню к мамке, а в ванную.

— Тебе матуха искала, — напомнил в догонку Пельмень.

Ладно, не до него сейчас. Саня в последний раз критично осмотрел себя в зеркало, прикидывая где можно обновить гардероб. Запхал в карман брюк направление воняющее борщем после свиданка с мусоркой, вышел из дома.

До завода было с получаса езды, другой конец города — промзона. С десяток километров по прямой. Пришлось пилить на трамвайную остановку. В час пик там собралась куча народа.

Вскоре Саня уже трясся в забитом до отказа трамвае, вдыхая устойчивый запах пота вперемешку с запахом вяленой рыбы, перегара и пердежа. Ехал прижатый к дверям грудями шестого размера одной колоритной дамочки.

Выходить предстояло на конечной, и Саня грешным делом ждал, когда народ рассосётся и мясистая дама уберёт с него свои сиськи. Не тут то было, трамвай оказался забит работягами, спешившими к началу рабочего дня. Поэтому когда двери открылись на «Автозаводской» Пельменя вынесло из трамвая живой лавиной работяг, тотчас устремившихся на проходную.

Без десяти семь, через полчаса поездки жопа к жопе в общественном транспорте, Саня остановился у проходной. В помятой рубашке и брюках, как будто и не было глажки. В руках он держал такое же помятое направление. Документ следовало предьявить по назначению на заводе.

— Слышь, дядька, — Пельмень окликнул проходившего мимо работягу, — Сюда иди.

Мужик странно посмотрел на него, но подошёл. Мелкий такой, Сане в пупок дышит.

— Вам чего надо, товарищ? -спросил он настороженно и с видом готовности слинять при любом шорохе.

Мало ли что надо огромному детине с гематомой?

— С этим куда? — Саня протянул работяге направление.

Тот вздрогнул , но переборол желание встать на лыжи и сдрыснуть, поняв, что никто не собирается его бить. Взял лист.

— А-а, ты практикант! Так бы сразу и сказал.

Страх как сдуло. Работяга расправил гордо плечи.

— Вон туда идёшь, это отдел кадров называется, там Лидия Ильинична принимает, начальница. Тебе прямиком к ней.

— Спасибо, дядька. А то непонятно ни хрена, — поблагодарил Пельмень.

Указывал работяга на одноэтажное здание аккурат возле проходной, куда тянулась внушительная очередь рабочих.

— Тебе там пропуск выдадут и распределят в цех, — со знанием дела сказал мужик.

— Понял, принял, спасибо тебе ещё раз, отец.

Пельмень поплёлся к зданию, подёргал входную дверь, но обломался — закрыто.

— Часы работы читайте, молодой человек!

К двери пропорхнула тетя предпенсионного возраста, в нелепых очках с толстенными линзами и с задним приводом