Лин оказалась невинной жертвой, попавшей под перекрестный огонь. Я не хочу больше смертей. Моя крепость подверглась диверсии. Прямому нападению. Это откровенный вызов мне. Война, объявленная давно, ведется теперь без соблюдения границ и правил. Я должен ответить, но мне необходимо время, чтобы укрепить позиции, чтобы выровнять силы и восставить стены. А еще мне необходимо исправить еще нечто важное, пока не стало слишком поздно. Программа, которую я разработал для достижения своих давних целей подлежит перезагрузке.

– Ты должен кое-что передать Мак, – произношу я, снова ощущая нарастающую слабость во всем теле.

– Что именно? – уточняет Мартин.

– Она должна остановить задание, пока я не вернусь в строй.

– Какое задание?

– Она поймет.

– Хорошо. Я передам. Как сообщить ответ?

– Ей не стоит звонить мне сюда. Устно, Мартин.

Оставшийся день я провожу в борьбе с тошнотой и головокружением, то отключаясь, то бодрствуя. Мой разум парализован самым примитивным и древним чувством, которое и стало скачком в развитии человека. Оно заставило нас сражаться, искать варианты, выжидать и охотиться. И многие из нас смогли обратить его в свое самое мощное и действенное оружие. И я владею им в совершенстве, но абсолютно уязвим, когда дело касается закрытых дверей. Возможно, я боюсь не закрытого пространства, а самого себя? Что может быть страшнее, чем остаться наедине с собой?

Я не помню, как меня выводили на допрос, но кажется, тогда я был еще в осознанном состоянии. Частично разумеется, иначе я бы помнил точно и детально. Хуже стало в коридоре, пока я шел перед конвоем. Это ни на что непохожее ощущение, когда обычные лампочки превращаются для тебя в мощные светила, размером в солнце, вращаясь вокруг тебя с бешеной скоростью, и то же самое происходит со стенами, контуры которых размываются, ускользают, выгибаются, меняя форму, надвигаются на меня с неумолимой медлительностью. И самое ужасное в этом, что я четко отдаю отчет в том, что мой страх и галлюцинации иллюзорны, но не способен справиться с ним.

В кабинете для допросов было просторно и светло. Я не помню и половины вопросов, на которые отвечал. Может быть, я вообще бредил, но рядом был Мартин Роббинс, беспроигрышный адвокат Кливленда. Звезда юриспруденции. И говорят, что ему под силу оправдать даже покойника. Я еще жив, поэтому мне нечего бояться.

На следующий день Роббинс вернется, чтобы сообщить мне, что я отпущен под залог, а еще он передаст слова Мак, ее ответ:

– Процесс запущен. Слишком поздно.

– Значит, придется искать альтернативные варианты…

Итан

Первое собрание в Розариуме состоялось через пару недель после освобождения Рэнделла. Я присутствовал, как и остальная пятерка основного состава. Не было только Кальмии, которая, если верить словам Перриша, больше не является участником Розариума. Если он не лжет и действительно дал ей свободу, то это лучший исход, на который я мог бы рассчитывать для Лисы. Но проблема в том, что я больше не верю Рэнделлу Перришу. И думаю, он прекрасно понимает это. Он знает, что перешел черту, ту самую грань, о которой сам всегда говорил. Он сделал личное превыше профессионального. И я надеюсь, что сейчас Рэнделлу так же дерьмово, как и мне. Хотя внешне этого не скажешь. Перриш кажется осунувшимся, но все таким же несгибаемым хладнокровным ублюдком.

Он, как обычно, стоит к нам спиной. Сегодня нет разноцветных костюмов, сшитых для каждого согласно оттенка цветка, соответствующего кодовому имени. Мы в черном. Даже бесстрастные социопаты соблюдают траур. Понимает ли Рэн, что все собравшиеся считают его виновным в смерти Лин? Даже если не в его руке было оружие, которым убили Линди Перриш, он был главным виновником того, что произошло. И попытка соблюдения традиций, на которые он всегда плевал, для меня кажутся верхом лицемерия.

Никогда не думал, что смогу ненавидеть его так сильно. С той минуты, как я увидел скорчившуюся на полу душевой кабинки Алисию, я не могу заглушить бессильную злобу внутри меня. Он осознанно и хладнокровно ударил по каждому из нас.

«Зачем ты это сделал?

Иногда жить становится смертельно скучно, Итан.»

И это то, что я услышал в ответ на свой вопрос. Неужели Рэн думал, что поразит меня историей о том, что Лиса оказалась на месте убийства моего отца и его любовницы. Или что я буду винить ее в их смерти? Она была маленькой перепуганной девочкой, отчаянно сражающейся за свою жизнь, и всплывший факт говорит только о том, что мы были предназначены друг другу. И Рэн это тоже понимал. Конечно понимал, иначе не передвигал бы нас по шахматной доске, как пешки, ход за ходом, навстречу друг с другом. Кем он возомнил себя? Какие цели ставил, придумав такое безжалостное испытание для нас двоих? Решил наглядно показать, что мы лишь беспомощные, жалкие марионетки, которые он дергает как пожелает, если вдруг его душа требует спектакля. И ему решать, какой жанр выбрать. Трагедия, комедия, мелодрама или триллер.

Он сумасшедший. Но не больше, чем каждый из нас, рассевшихся вокруг стола и не поднимающих взгляды со своих конвертов.

Мы даем ему власть над нами.

Мы.

А он просто делает так, чтобы никто из нас не сомневался в правильности своего выбора.

– Откройте конверты со своими заданиями. Ты первый, Итан, – произносит Рэн после небольшой вступительной речи, где благодарит каждого за успешное функционирование Розариума во время его недолгого отсутствия. Похвала – это тоже инструмент управления. Да, я все еще пытаюсь понять всю схему, изучить весь набор инструментов, которые использует Рэнделл.

И на самом деле мне впервые плевать, что там в конверте. Я устал разговаривать со спиной Перриша, чувствуя себя еще одним винтиком в запущенном механизме. Наверное, для каждого существует свой предел, и я достиг его. Мне больше не интересно.

Однако я беру в руки конверт, чувствуя, как собравшиеся сверлят меня выжидающими взглядами. Черт с вами. Я посмотрю. Заглядываю внутрь, доставая из конверта фотографию. На снимке частная резиденция на берегу океана, с небольшой террасой, оснащенной джакузи. Я знаю это место. Однажды я работал там с перспективным объектом женского пола. Побережье Майами-бич, недалеко от исторического центра, соединение 69 улицы и Колин-авеню. Один из самых элитных и живописных районов. Я помню, что, вернувшись после завершения задания, я сказал Рэнделлу, что нашел место, в котором хотел бы провести свою жизнь. И я заразил своими фантазия Люка, который теперь мечтает переехать со мной в Майами сразу после реабилитации. Надо отдать должное Перришу – у него уникальная память.

Какая ирония! Рэн решил подразнить меня снова. Никак не успокоится, пока не лишит меня последних иллюзий. Но это то, что он отнять не сможет.

Переворачиваю конверт вверх тормашками, пытаясь вытряхнуть из него флешку, которая обычно прикладывается к заданию, но внутри ничего нет.