Элиза покачала головой. Она так не умеет. К тому же она так расстроилась, что не сможет сосредоточиться.

— Тогда делай вид, что пишешь! Я за тебя напишу сочинение. Про дядю Леопольдо, — прошептала Приска.

— Пунтони, тихо! Что за разговорчики? Еще одно слово, и я тебя отсажу, — гаркнула учительница.

Но Приска ее не слушала. Она уже увлеченно писала — больше всего на свете Приска любила писать. Постепенно к ней вернулось хорошее настроение, она заулыбалась.

Приска передала листок Элизе, чтобы та его перекатала. Вот что там было написано:

Папы у меня нет, поэтому я расскажу о его брате-близнеце, дяде Леопольдо. Мой дядя Леопольдо по профессии кардиолог. Кардиолог — это врач, который лечит людям больное сердце, и если сердце случаем сломалось, он его чинит. Но мой дядя сердца не чинит: он, наоборот, их ломает, точнее разбивает. Но он не нарочно. К тому же не всем. Только красивым молодым женщинам. Они все в него влюбляются. Они притворяются больными, мол, у них сильное сердцебиение, только чтобы попасть в его клинику и лечиться у него. Тогда они заболевают по-настоящему и остаются с разбитым сердцем, потому что он не отвечает им взаимностью. Но дядя такой очаровательный, что эти дурочки все равно не могут его не любить.

Мой дядя очень красивый. У него голубые глаза, он лысый, и у него блестящая загорелая голова. Лица почти не видно, потому что у него длинная каштановая борода и усы. Он высокий и крепкий, как боксер. Он очень сильный, и когда кто-нибудь из больных теряет сознание, может сам отнести его в больницу. Дядя живет с моей бабушкой, со мной и двумя своими братьями. Мы были бы счастливой семьей, но эти красивые женщины, которые за ним увиваются, никогда не оставляют нас в покое. Они заваливают наш дом письмами, цветами и шоколадными конфетами «Поцелуй». Они грозятся покончить с собой на нашей лестничной клетке, и бабушку это беспокоит, потому что она не любит смотреть на кровь, а уж тем более вытирать ее тряпкой. Но я ее успокаиваю: «Может, они не будут резать вены. Может, просто отравятся, и все будет чистенько».

Эти поклонницы шпионят за моим дядей через подзорную трубу из домов напротив и посылают ему любовные записочки с помощью духового ружья или почтовых голубей. Они пишут «ДОРОГОЙ ЛЕОПОЛЬДО то… ДОРОГОЙ ЛЕОПОЛЬДО сё. ЛЮБОВЬ МОЯ, Я ТЕБЯ ОБОЖАЮ, Я ЖИВУ ТОЛЬКО РАДИ ЛЮБВИ К ТЕБЕ». Как можно быть такими идиотками?

Моему дяде плевать на них всех. Он влюблен в мою лучшую подругу, знаменитую писательницу, которой всего девять лет, поэтому они не могут пожениться. Но он поклялся, что подождет ее. Когда ей исполнится пятнадцать, они поженятся, я буду подружкой невесты, которая держит шлейф, и все мы будем жить долго и счастливо. Вот такая работа у моего дяди.

Элиза Маффеи, 4 «Г»

— Ты с ума сошла? — вполголоса сказала Элиза, прочитав черновик. — Я не могу сдать такое сочинение.

— Почему? Прекрасное сочинение, — обрелась Приска.

— Маффеи! Пунтони! О чем вы там болтаете? Тихо! — прогремел голос учительницы.

Элиза писала, зачеркивала и писала снова и, когда время вышло, вот что получила синьора Сфорца:

«Мой отец умер, так что никем не работает. Он лежит на кладбище вместе с мамой. Бабушка Мариучча каждый день приходит на их могилу. Иногда она берет меня с собой».

Учительница собрала тетрадки и унесла проверять домой. Не то чтобы она ожидала каких-то сюрпризов. Она заранее все разузнала о семьях своих учениц. Ей было известно, что среди пап есть префект, судья, нотариус, два адвоката, два крупных землевладельца, дантист, хирург, журналист, два богатых торговца — все они задавали тон классу и делали его похожим на классы школы «Благоговение».

Еще там есть — и синьора Сфорца не могла взять в толк, как директор мог такое допустить, — столяр, зеленщик, слесарь, крестьянин, сторож и портниха. Портнихой работает мама Луизеллы, а папа у нее умер, хотя учительница и не стала целовать ее в лоб.

Как бы то ни было, даже дочки таких скромных родителей — девочки воспитанные, прилежные и смышленые.

Элиза Маффеи — вообще особый случай: ее дедушка с бабушкой по материнской линии очень знатные, богатые и влиятельные, хотя семья отца, с которой она живет, и поскромнее. Зато дяди, как на подбор, — архитектор, кардиолог и инженер.

«Прекрасный класс!» — думала синьора Сфорца по дороге домой. Почти идеальный.

Приска и Элиза были подругами всю жизнь. Точнее, они стали подругами еще до своего рождения.

— Ваш случай, — изрекал дядя Казимиро, — типичный образец наследственной дружбы.

Действительно, папа Приски еще в школе подружился с Элизиным папой и его братом-близнецом дядей Леопольдо. И когда Элизин папа погиб, Прискин папа и дядя Леопольдо поклялись, что будут заботиться о сироте. Поэтому дядя Леопольдо сыграл ту знаменитую партию в кости. А синьор Пунтони любил ее, как родную дочь. Так что Приска и Элиза были не просто подруги, но даже в каком-то смысле сестры.

К счастью, в тот день, когда они встретились — одной было две недели, другой — три месяца, они сочли друг друга очень симпатичными и сразу же подружились, что далеко не всегда бывает с сестрами.

— Представь, если бы ты оказалась мерзкой девчонкой и мы бы все время ссорились! Или подлизой и врушкой, — говорила иногда Элиза.

— А если бы ты была заносчивой и вредной, как Звева, — отвечала Приска, — я бы тебя хорошенько отдубасила! Взрослые ни за что не заставили бы меня с тобой дружить.

Подруги проводили вместе чуть ли не каждый день после школы. Иногда Элиза приходила к Приске, иногда наоборот.

У Элизы они могли спокойно поиграть и сделать уроки, а вот в доме Пунтони всегда была страшная суета.

Ну, во-первых, Габриеле со своими друзьями. Мальчишки были всего на два года старше, но смотрели на них свысока и все время дразнили. Вообще-то Приска и Габриеле неплохо ладили, но перед друзьями он стеснялся девчонок и делался таким же противным.

А тут еще Филиппо — прелесть, конечно, как все малыши, — но он только-только научился ходить и все хватал: рвал Прискины книги, ломал ее игрушки и ронял на себя тяжелые предметы.

Теоретически, за ним должна была присматривать Инес. Но когда подруги были дома, она приносила его к ним в комнату.

— Посмотрите за малышом пять минут? Мне надо в туалет.

Она исчезала, и пять минут превращались в час.

— Она заперлась в туалете и читает продолжение фоторомана в журнале «Гранд-Отель»[7]— объясняла Приска. Маме она, конечно, не жаловалась.