К нижнему краю свитка крепился небольшой бумажник или блокнот. Открыв его, Перри обнаружил, что листами служат деньги, обычные деньги, лишь немного отличающиеся по размерам и внешнему виду от денег 1939 года. С обратной стороны книжки обнаружились незаполненные чековые листы.

– Что мне делать с этим, Диана?

– Делать? Что захочется – использовать, тратить, жить на них.

– Но это не мои деньги. Они принадлежат этому парню, Гордон… как там его.

– Ты и есть Гордон 755-82.

– Я? Черта с два.

– И все же это ты. Отдел регистрации уже подтвердил этот факт и повторно открыл твой счет. Твое тело проходит под номером 932-016-755-82А. Можешь пользоваться любым именем, какое понравится, – Перри, Гордон или Джордж Вашингтон. Отдел с удовольствием внесет поправки в твое досье, но этот номер соответствует именно этому телу и именно этому кредитному счету, так что номер они менять не будут. Разумеется, ты не обязан тратить деньги, но, если их не потратишь ты, их не потратит никто, и денег просто будет становиться больше.

– Могу ли я отдать их кому-нибудь?

– Разумеется, но не Гордону.

Перри почесал голову:

– Да, наверное, так. Слушай, а что это за ерунда с добровольным отказом?

– Я не смогу дать научное объяснение, но во всех прочих смыслах это самоубийство вследствие нежелания жить.

– Так Гордон мертв?

– Нет – по представлениям тех, кто этими вещами играет. Просто его не интересовала жизнь здесь, и он выбрал жизнь в другом месте.

– Как так вышло, что с его телом все в порядке?

– Если верить отчету, тело Гордона, вот это тело, – она ущипнула его за щеки, – лежало себе спокойно в состоянии приостановленной жизнедеятельности в Пристанище, вон за той горой. Так что загадка отчасти разгадана.

Его наморщенный лоб не выказывал никакой радости.

– Да, видимо, так. Только каждая загадка объясняется посредством другой загадки.

– Перри, осталась лишь одна загадка, которая беспокоит меня, а именно – каким волшебным образом тебе удалось не сломать ногу и в придачу свою новую шею, добираясь сюда. Но я рада, что ты цел.

– Я тоже. Боже!

– А теперь мне пора за работу. – Она принялась складывать тарелки.

– Какую работу?

– Оплачиваемую. Я не из тех аскетичных душ, которые довольны чеками, полученными по наследству. Мне нужны деньги на штучки и безделушки.

– Кем ты работаешь?

– Актрисой на телевиде, Перри. Я танцую и немного пою, а иногда принимаю участие в постановках.

– Ты собираешься репетировать?

– Нет, через двадцать минут выхожу в эфир.

– Боже мой, студия, должно быть, где-то рядом, иначе ты опоздаешь!

– О нет. Передача пойдет прямо отсюда. Но тебе придется вести себя хорошо, сидеть спокойно и не задавать какое-то время вопросов, иначе я действительно опоздаю. Подойди. Садись здесь. Теперь повернись к приемнику.

Вверх взлетела еще одна секция стены, и Перри оказался перед плоским экраном.

– Здесь ты сможешь увидеть передачу и одновременно смотреть, как я танцую.

Она выдвинула ящик коммуникатора и подняла небольшой экран. На экране возник довольно невзрачный, но жизнерадостный молодой человек. На нем был шлем со вздутиями в районе ушей. Из угла рта, скривленного в язвительной улыбке, свисала сигарета.

– Здорово, Ди.

– Привет, Ларри. Это что у тебя за круги под глазами?

– От тебя – и вдруг такой вопрос! Ты ведь у нас очень чувствительная, когда речь заходит о личных делах. Мне эти круги блондиночка нарисовала.

– Левый получился кривой.

– Хватит острить, принимайся за работу. У тебя все настроено?

– Ага.

– Так, проверка.

В ближнем конце комнаты зажглись огни. Диана вышла в центр комнаты, дважды повернулась, прошлась во всех направлениях, после чего вернулась к коммуникатору.

– Годится, Ларри?

– В нижнем левом углу что-то светит, и, как мне кажется, это не на моей стороне.

– Я погляжу.

Она вернулась с трубкой, в которой прибыло досье Гордона.

– А теперь как, Ларри?

– Норма. Что это было?

– Вот это. – Она показала ему трубку.

– Типичная тетка! Ничего правильно сделать не можете. Рассеянные и без…

– Ларри, еще одна твоя шуточка, и я сообщу куда следует, что у тебя атавизм, – возможно, в тебе проснулся неандерталец.

– Остынь, крошка. У тебя сверхвеликолепный мозг. Обожаю тебя за твой интеллект. Время на исходе. Музыка нужна?

– Включи-ка погромче. Хорошо, выключай.

– И чем сегодня будешь кормить толпу, Ди?

– Пища для избранных. Посмотри и ты – вдруг умные мысли появятся.

Ларри сверился с приборами:

– Занимай позицию, девчонка. Я отключаюсь.

Диана быстро перешла к центру комнаты, и огни погасли. Большой экран рядом с Перри внезапно ожил. Цветное стереоизображение молодого мужчины раскланивалось и улыбалось и наконец произнесло:

– Друзья, мы снова в студии Ковра-Самолета, ведем передачу из башни мемориала Эдисона, что у озера Мичиган. Сегодня вы увидите свою любимую исполнительницу танцев в стиле модерн, прекрасную Диану. Она представит еще одну строфу из Поэмы Жизни.

Краски на экране растеклись, затем переплавились в светло-синий оттенок, и одна высокая кристально чистая нота проникла в уши Перри. Нота задрожала и разрослась в минорную мелодию. Перри почувствовал, как им овладевает печаль и ностальгия. Постепенно оркестр подхватывал тему, придавал ей насыщенности, а цвета на экране сменялись, смешивались, создавая причудливые образы. Наконец цвета растворились, экран потемнел, а гармония покинула мелодию, и осталась лишь одинокая скрипка, тягуче поющая в темноте. Тусклый луч света возник на экране и обозначил маленькую фигуру далеко на заднем плане. Она лежала ничком, вялая, беспомощная. Музыка передавала чувство боли, чувство отчаяния и всепоглощающей усталости. Но была в звучании и вторая тема, которая призывала бороться, и фигура слегка пошевелилась. Перри обернулся, и ему пришлось взять себя в руки, чтобы тут же не броситься спасать это жалкое и несчастное создание. Диане нужна помощь, подсказывало ему сердце, иди к ней! Но он сидел тихо, он смотрел и слушал. Перри мало понимал в танцах, и еще меньше в танцах как высоком искусстве. Его уровень заканчивался собственным участием в бальных танцах и наблюдением за тем, как исполняют чечетку. Он с восхищением следил за изящными и на первый взгляд непринужденными движениями девушки, не осознавая, сколько в них вложено тренировок и личных талантов. Постепенно он начал понимать, что ему рассказывают историю человеческого духа, историю о храбрости, о надежде и любви, преодолевающей отчаяние и физическую боль. Он вздрогнул, когда в завершение танца Диана упала на спину, лицом к небу, раскинув руки. Ее глаза сияли, она радостно улыбалась, в то время как единственный источник теплого света омывал ее лицо и грудь. Таким счастливым – счастливым и спокойным – он не чувствовал себя с момента своего прибытия.