Однако Борис Ельцин сразу после избрания председателем Верховного Совета РСФСР заявил, что создавать надо не комитет, а именно Конституционный суд, и предложил внести соответствующие поправки в Конституцию. На Втором съезде, в декабре 1990 года, эти поправки были приняты, началась подготовка закона о Конституционном суде.

В то время я был председателем Комитета по законодательству. И наш комитет не только разработал законопроект, но и рассмотрел, обсудил всех кандидатов на посты будущих конституционных судей. Однако левое большинство упорно «валило» принятие закона, поскольку, согласно логике коммунистов, столько сил положить на создание Конституционного суда мог только человек, который готовит «под себя» место его председателя. Пришлось, как говорится, пойти коллегам навстречу и официально заявить, что я заранее снимаю свою кандидатуру с любых постов в Конституционном суде.

Как ни странно, это сработало.

Уже в июне 1991 года Верховный Совет принял доработанный проект закона, 12 июля 1991 года Закон о Конституционном суде РСФСР утвердил Пятый съезд народных депутатов, а в октябре избрал 13 из 15 судей.

Правда, как известно, первые годы работы Конституционного суда оказались не только противоречивыми, но и по-своему трагическими. Суд был задуман как инструмент строительства правового государства и укрепления политической стабильности, но тем не менее не смог удержать нейтралитет и «пошел в политику». Весной 1993-го он осудил мартовские решения президента Ельцина о введении «особого порядка управления» и фактически предложил отправить его в отставку. Тогда для импичмента не хватило 72-х голосов. Политический конфликт между парламентом и президентом – двумя всенародно избранными властями, грозивший вылиться в кровавое противостояние, разрядил апрельский референдум. А через полгода, в сентябре 1993-го, именно действия Конституционного суда, который в экстренном порядке признал неконституционным указ № 1400, стали последней каплей, столкнувшей политическую ситуацию с точки и без того крайне неустойчивого равновесия.

Но, несмотря на такую «загогулину» в российской конституционной истории, я по-прежнему уверен, что создание съездом Конституционного суда было абсолютно правильным и своевременным решением. Переболев «детской болезнью игры в политику», этот орган не просто занял подобающее место в системе разделения властей, но стал одной из несущих опор нового государственного здания.

Депутаты проделали огромную работу по строительству законодательных основ новой государственности и создали правовые условия для экономических преобразований. Законы о собственности (1990), о земельной реформе (1990), о банках и банковской деятельности (1990), о предприятиях и предпринимательской деятельности (1990), о крестьянском (фермерском) хозяйстве (1990), о плате за землю (1991), о приватизации государственных и муниципальных предприятий (1991), об основах налоговой системы (1991), о денежной системе (1992), о валютном регулировании и валютном контроле (1992) и многие-многие другие – это всё наш депутатский корпус 1990–1993 годов.

Но самым первым стал закон о референдуме.

И убедил Ельцина принять этот закон я.

Тут настало самое время рассказать о том, как я познакомился с Борисом Николаевичем Ельциным. Нас свела парадная лестница в Кремле. Я это запомнил на всю жизнь. И теперь в любой момент могу сказать, как и где это случилось. А если пустят, то и показать это историческое место. Вот только с точностью до ступеньки, увы, не определю.

Познакомились мы только во время Первого съезда народных депутатов РСФСР, который шел больше месяца – с 16 мая по 22 июня 1990 года. Это был буквально следующий день после избрания Бориса Николаевича председателем Верховного Совета РСФСР. Конкуренция за этот пост была очень жестокая. Команде Ельцина удалось вырвать победу только в третьем, заключительном туре голосования. И то голоса на съезде разделились почти пополам.[4]

А когда Ельцин стал председателем, сразу возник вопрос о структуре управления Верховным Советом и о формировании комитетов.

У меня же буквально накануне открытия съезда – 12 мая – вышла большая статья в «Известиях». В ней я поставил вопрос ребром: что надо сделать, чтобы Первый съезд народных депутатов РСФСР, в отличие от союзного, оказался не «коллегией выборщиков, инструментом в руках прежней административно-командной системы», а «полновластным органом суверенной, экономически сильной республики, органом, способным принять решения, с которых и должно начаться возрождение России». И сам же дал на него ответы[5].

Кому-то из ельцинской команды эта статья попалась на глаза. Кажется, Геннадий Бурбулис потом говорил, что они ее «с карандашом» перечитывали.

Наверное, из-за этой статьи меня с Ельциным и познакомили. Не помню точно, кто это был. Потому что лестница и есть лестница.

– Борис Николаевич, вот тот самый Сергей Михайлович, которого мы хотели вам представить, – а дальше, мол, такой-то и такой-то, известен тем-то и тем-то и очень хорошо разбирается в интересующем вас вопросе.

– Да, я знаю, смотрел.

Фактически одной фразой. Мол, всё понял, запомнил, буду иметь в виду.

Ну, он такой… Умел показать, кто тут главный.

На этом все и завершилось. Никаких там: «они с первого взгляда понравились друг другу и жили долго и счастливо». Просто короткая встреча, короткая фраза. Но вот ведь – запомнилось.

И только позже, когда мы встретились, чтобы непосредственно обсудить направления будущей работы Верховного Совета, я предложил Борису Николаевичу свою программу. Но это случилось уже после того, как меня на съезде избрали председателем Комитета Верховного Совета РСФСР по законодательству и по должности я вошел в Президиум Верховного Совета РСФСР, который тоже возглавлял Ельцин.

В то время была целая парламентская пирамида: согласно Конституции, съезд собирался на очередные заседания один раз в год, между съездами постоянно работал Верховный Совет, а работу Верховного Совета организовывал Президиум. Вот там-то я и оказался.

Кстати, в первом Президиуме Верховного Совета РСФСР было много ярких личностей: Владимир Исаков, Сергей Филатов, Николай Травкин, Александр Руцкой, Екатерина Лахова, Сергей Ковалёв, Асламбек Аслаханов, Сергей Степашин, еще десятки имен, которые вошли в историю современной России. Со многими из них судьба долго вела меня то параллельными, то встречными курсами, а порой ставила нас по разные стороны баррикад.

К слову, с Сергеем Вадимовичем Степашиным, который входил в этот Президиум от Комитета по вопросам обороны и безопасности, мы познакомились ещё раньше. На первом съезде мы – вновь избранные депутаты, сначала двигались поодиночке и хаотично, как частицы при броуновском движении, а потом начали искать себе союзников, потому что, как известно, один в поле не воин. И очень быстро нашли друг друга. Сергей Степашин, Дмитрий Волкогонов и я познакомились, пообщались, оценили друг друга, что называется «сошлись во мнениях» и создали, современным языком говоря, фракцию под названием «Левый центр». Вот с тех пор мы с Сергеем Вадимовичем и движемся, если не рука об руку, то на расстоянии видимости.